А если он отвергнет меня на свидании, то я точно знаю, что не переживу этого позора. Об этом горе, конечно, никто не будет знать, кроме меня самой и Бонда – ну, может быть, еще и Славки, – но осознание того, что этот чудесный парень проявил ко мне меньше интереса, чем к дохлой рыбине, навсегда посеет в моей душе зерна неуверенности в себе и втянет меня в затяжную депрессию.
Нет, о Бонде мне думать хватит. Пора заняться чем-то более продуктивным.
Следующие два часа я приводила свою квартирку в порядок, предварительно включив последний диск Рикки Мартина. Пока я возилась с пылесосом, пообещала себе выучить в этом отпуске испанский язык. Английский в школе мне давался легко, так что я надеялась, что испанский не окажется слишком крепким орешком для моего измученного секретарской работой мозга. Уж очень хотелось знать, о чем так надрывается Рикки. Наверное, о том, что обычно поют в романтических песнях: любовь до гроба, дураки оба.
К пяти я закончила с уборкой гостиной, небольшого холла, санузла и моей спальни. Когда я уже хотела взяться за кружки, потемневшие от кофе, зазвонил телефон.
Я подняла трубку. Звонил Игорь и, очевидно, хотел приступить ко второй стадии развития наших растянувшихся на два с половиной года отношений: долгий разговор ни о чем и приглашение на ужин. Минут сорок мы трепались о всякой ерунде: почему у его офиса уже неделю не чинят светофор (потому что все сволочи), когда Россия станет мировым производителем нефти (никогда) и где, по нашему мнению, стоит проводить следующие Олимпийские игры (где угодно, только не в Москве, и так народу куча). Затем Невский откашлялся и галантно напомнил, что завтра воскресенье, и заметил, что выходной день нужно проводить так, чтобы не было безумно больно за бездарно потерянную на работе неделю.
В итоге мы договорились, что Игорь заедет за мной завтра к восьми, и мы отправимся в «Маленькую Италию». Давно уже мне хотелось отведать настоящей лазаньи, а мой спутник прямо-таки истосковался по пасте с четырьмя сырами.
Когда я положила трубку, то у меня появилось желание перезвонить ему и отменить нашу встречу. Не знаю почему, но видеть Невского я не жаждала. Однако, вспомнив об отпуске, я решила оставить все как есть. В жизни есть много парадоксов. Один из них: служба и отпуск.
Когда ты занят целыми днями (даже если просто сидишь в офисе и подчеркиваешь передачи, которые потенциально будут интересны твоему шефу), приходишь домой в десять вечера, потому что заходишь по пути в магазин, чтобы купить чего-нибудь съестного, чтобы не умереть с голоду в собственной квартире, то, когда резко уходишь в отпуск, начинаешь ощущать скуку. Первые дни ты, блаженствуя, проводишь в постели, как будто мстя за все те ранние вставания по утрам, а через неделю начинаешь лезть на стену от того, что квартира убрана до последней пылинки, холодильник набит под завязку, а занять себя совершенно нечем.
Поэтому я, предчувствуя у себя ощущения противоречия любви к работе и отдыху, решила занять себя ужином с Невским. Из этого свидания ничего толкового не выйдет, я это знаю совершенно точно. И если Игорь надеется, что после удовольствия отведать макарон из грубого помола он получит еще одно удовольствие – на этот раз от меня, – то ужасно ошибается. После ужина я не разрешу ему проводить меня до дома и, уж конечно, не стану приглашать его войти на минутку. Эта минутка потом разрастется до часика, а потом и до целой ночи. Рано утром он вскочит быстрее меня, соберется за шестьдесят секунд, как заправский пожарный. А я потом до вечера буду размышлять – приснилось ли мне все или было грустной явью.
До одиннадцати я провалялась на диване, смотря все подряд: «Камеди Клаб», MTV, новости про вечно не ладящие между собой Палестину и Израиль, аргентинские сериалы и мультик «Ежик в тумане». Уснула я на том же диване, а проснулась от звонка Олеськи в начале десятого. Сестры хотели узнать результат моего похода в «Наиму».
Я уж было хотела поведать им о нашем радостном воссоединении с другом детства, как вовремя прикусила язык. Слава дал мне понять, что никак не хочет быть связан неуставными отношениями со своими зрительницами. А я, прекрасно зная Сотниковых, была уверена в том, что они станут умолять меня лично представить их несравненному отцу Луи. Конфликт интересов близких друзей не входил в мои ближайшие планы.
Я вяло пересказала то, как отдала Бонду запонку, попросила Надьку к телефону и заверила ее в том, что мой праздничный «сурприз» являлся не Фараоном, а Меджаем. На что Надька ответила, что «хоть внебрачным сыном Саддама Хусейна», от него (от Бонда, не от Саддама) все равно нельзя было отвести глаз.