Дискобол. Человек и мраморная статуя.
(Опубликовано в: Новое обозрение, в 1942 году)
Послесловие:
Введенный Эволой термин «Благородный дух» нельзя приравнивать к историко-политическим претензиям на господство и к образу жизни дворянства как господствующего слоя (аристократии) в европейской истории – это, самое большее, лишь формы его выражения, которые подвержены упадку и вырождению. Речь у Эволы идет о том, чтобы рассмотреть основную духовную позицию или присущую ему внутреннюю сущность («эссенцию»), которая вопреки многим разломам сохранилась в остатках до падения аристократии или до начала политического конца аристократического века (Французская революция 1789 года), от ее происхождения и как духовную основу. Можно было бы также объяснить понятие «Благородный дух» в общих чертах как «благородный» по складу характера или как «элитарно-героический» или «обязующийся к высшим идеалам». Эвола здесь особенно резко выступает против пропагандируемого в декадентский период модерна понимания «элиты», которым обозначали правящую и культурно бесплодную правящую клику, достигшую своего положения лишь благодаря денежному богатству и заученному, напускному образованию (функциональные знания или знания об управлении, не связанные с высшими идеалами). «Антиматериалистическая» и «антиинтеллектуалистическая» в чистой позиции, и к этому еще и жизнь по принципу «Лучшее слово – это дело» – таковы для Эволы характерные добродетели настоящей элиты, проникнутой Благородным духом.
Благородный дух – это вместе с тем духовное основание, на котором должны основываться традиционные организационные формы мужских союзов. Здесь Эвола в качестве исторического примера приводит рыцарский орден, который получил центральное положение в европейском средневековье. Эвола в своих рассмотрениях анализирует рыцарство и рыцарский орден с пронизывающей остротой: «Рыцарство провозглашает как идеал больше героя, чем святого, больше победителя, чем мученика; оно признает как критерий оценки верность и честь больше, чем милосердие [любовь к ближнему] и любовь … в своих рядах оно не терпит того, кто хотел бы буквально следовать христианской заповеди «не убий». Оно признает как основной принцип не любовь к врагу, а борьбу с ним, и великодушие только в победе. Так рыцарство в мире, который только по имени был христианским, утверждало почти несмягченную геройско-языческую и арийскую этику» [Юлиуса Эвола: Ад христианского средневековья. Европейское обозрение, июль /сентябрь 1933 года, в: Юлиус Эвола: Традиция и господство. Статьи 1932-1952. Ашау, 2003. стр. 37.]. На этот анализ похожа и интерпретация немецкого философа Петера Слотердайка, который констатирует «невыносимость противоречия между христианской заповедью любви и феодальной этикой воина», и делает дальнейший вывод: «В Священной войне из нежизнеспособного противостояния религии любви и героической этики появился жизнеспособный призыв: Этого хочет Бог» [Петер Слотердайк: Критика циничного разума. Франкфурт-на-Майне, 1983. стр. 436 и дальше].
Как уже прочитано: Опорная точка в эволианском мышлении – это индоарийская культура Индии, которая говорит через свои священные тексты. Но часто неправильно понимаемое сегодня понятие «арий», «ариец» должно быть понято в его изначальном значении и четко разделено с его более поздним политизируемым содержанием. Сначала это слово представляло собой название народа Aryá (Арья, как прилагательное «арийский»). Так обозначали поэты гимнов богам Риг-веды (на санскрите «Веда гимнов», составлены приблизительно в 1200 году до н.э.) их богов и самих себя. Однако существует и стоящая выше интерпретация, так как «арийский» в Риг-веде означает, кроме того, «справедливый, честный, достойный, благородный», а существительное «арий» («ариец»), следовательно – «благородный, повелитель». Итак, это в первую очередь культурное, а также лингвистическое понятие, однако, нельзя не учитывать, что уже тогда это понятие использовалось также для отделения от подчиненного коренного населения. Позже этот термин был введен в политическую сферу, и его значение было заметно сужено в политическом и культурном отношении («североевропейский» или «нордический»), причем со временем тут дошло до искажения и произвольности применения или до злоупотреблений в Третьем Рейхе [Ср. Инго Ляйтер: Индуизм как выражение арийского духа, в: Хагаль. Исследования в традиции, метафизике и культуре 2 (2005) стр. 30 и дальше].