Нед сидел, прислонившись спиной к выщербленной от старости каменной стене, и катал диск между пальцами. На церкви Святого Олейва пробило десять. Утренняя смена внизу в доках началась пять часов назад.
На голубом небе не было ни облачка. Нед ощущал спиной тепло древних камней. Его шляпа лежала рядом с ним на скамейке, волосы шевелил легкий бриз. Это было его привычное место. И привычный вид.
Мысли Неда вертелись вокруг прошлой ночи и Эммы де Лайл. Уже две недели он каждый день провожал ее, но девушка по-прежнему не шла у него из головы. Со своими темными глазами и острым умом, она ничуть не робела рядом с ним. И скрывала не меньше секретов, чем он сам. Горничная, не желавшая говорить ни о причинах своего увольнения, ни о своем происхождении. Эмма была находчива, решительна и горда. В Уайтчепеле он встречал немного таких женщин. Точнее, ни одной. А за всю свою жизнь в Уайтчепеле Нед много чего повидал. Он повидал все, что можно.
Жизнь не согнула ее, не выпила ее соки. Ее манера держаться и уверенность в себе очень напоминали манеры тех, кто провел жизнь в богатстве. Похоже, она многому научилась у своей госпожи. Такая женщина, как Эмма де Лайл, могла быть гордостью любого мужчины на протяжении всей жизни. С течением времени эта мысль все более крепла в нем.
И еще он хотел ее. Нед, который не привык поддаваться своим желаниям, страстно хотел ее. Свои ночи, а иногда и дни он проводил представляя себе, как расшнуровывает узкий лиф красного платья, раздевая ее. Как укладывает ее в свою постель. Нед отбросил эти мысли. Сосредоточился. Он привык к дисциплине. Привык придерживаться плана.
А в его планы никогда не входила такая женщина, как Эмма. Его планы подразумевали кого-то совсем другого. Но она была для него как глоток свежего воздуха в жаркий день. Эмма обитала в Уайтчепеле, как и он, но ее горизонты простирались гораздо дальше. Она вкусила жизни в другой части Лондона. И у Неда возникло ощущение, что Эмма поняла бы то, что он делал, и чувствовала бы то же, что и он. А ведь успех во многом зависит от понимания того, когда нужно четко придерживаться плана, а когда стоит проявить гибкость.
Нед поднял глаза.
Через дорогу стояла заброшенная фабрика, где когда-то делали уксус. На ее дырявой крыше голуби и чайки вели борьбу за верховенство. Из потрескавшихся стен росла трава.
За спиной Неда возвышался Тауэр-Хилл, а над головой раскинулась зеленая сень ветвей бука. Он слышал, как шепот листьев на ветру сливается с поднимающимся со стороны лондонских доков ритмичным стуком молотков, скрипом и грохотом передвигаемых ящиков, визгом лебедок, лязганьем цепей и храпом рабочих лошадей, везущих телеги.
«Мужчина может прожить всю жизнь и никогда не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл».
Пальцы Неда играли с диском, а он продолжал наблюдать за людьми, трудившимися внизу в доках над разгрузкой судна. За людьми, которых знал всю свою жизнь, которые были его друзьями, по крайней мере, до недавнего времени.
Его внимание привлек звук шагов. Нед поднял глаза и мгновенно узнал идущую женщину, несмотря на то что она была одета не в тесно облегающее красное платье, а в респектабельный узорчатый муслин и зеленую шаль, а ее волосы и большую часть лица скрывала выцветшая соломенная шляпка с зеленой лентой. Эмма де Лайл. Казалось, она появилась здесь по воле его воображения. Завидев Неда, она слегка замешкалась, как будто колебалась, не стоит ли ей повернуть назад.
Он сунул диск в карман жилета и встал.
Эмма продолжала идти вперед, но, подойдя ближе, остановилась, соблюдая приличествующую дистанцию между ними.
— Нед.
Казалось, страсть прошлой ночи горячим ветром дунула им в лицо.
Нед отвесил приветственный поклон.
Однажды, много лет назад, он видел наполненные густым медом пчелиные соты. При ярком дневном свете глаза Эммы казались не темными и загадочными, как в «Красном льве», а такими же светлыми, медовыми.
На мгновение их взгляды задержались друг на друге, и эхо прошлой ночи снова накрыло их, как приливная волна.
— Похоже, судьба снова заставила вас оказаться на моем пути, Нед Стрэтхем. Или меня на вашем.
— И кто мы такие, чтобы спорить с судьбой?
Они первый раз видели друг друга при дневном свете.
Дорога, по которой шла Эмма, вела только из одного места.
— Вы ходили в доки?
— Там работает мой отец. Я относила ему хлеб и сыр.
— У него внимательная дочь.
— Не очень. Он работал вчера допоздна, а сегодня начал очень рано.
Но она тоже работала вчера допоздна и, без сомнения, рано встала сегодня. По лицу Эммы пробежала легкая тень беспокойства.
— Отнести ему завтрак — это самое малое, что я могу для него сделать. У него был перерыв на четверть часа в…
— В половине десятого, — закончил Нед.
Она подняла брови в невысказанном вопросе.
— Я тоже работал в доках.
— А теперь?
— А теперь нет. Не будем открывать карты, — сказал он.
Эмма засмеялась и слегка расслабилась, отчего ее очарование только усилилось.
— Смена начинается в пять. Ваш отец закончит в четыре.
— Если бы. — При упоминании об отце она снова нахмурилась. Дважды за пять минут. Нед никогда не видел, чтобы она волновалась, даже тогда ночью, когда оказалась одна на улице против двух моряков. — Он работает в две смены.
— Хорошие деньги, но тяжело.
— Очень тяжело. — Эмма взглянула вниз на доки у подножия холма, и ее глаза затуманила тень. — В его годы для мужчины, не привыкшего к физическому труду, это очень тяжелая работа.
— И чем он занимался раньше?
Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Эмма просто стояла и не двигалась, как статуя. Однако ее неподвижность говорила о том, что она не намерена ничего рассказывать.
Взгляд Эммы был по-прежнему устремлен на доки.
— Не физическим трудом, — ответила она. Девушка обернулась и посмотрела на него, спокойная и неподвижная. Однако ее глаза смотрели напряженно и с вызовом. Внезапно Эмма улыбнулась неожиданно теплой улыбкой.
— Я переживаю за отца, вот и все. Работа тяжелая, а он не молод.
— У меня сохранились в доках кое-какие знакомства. Я мог бы замолвить словечко. Узнать, нет ли у них работы полегче.
— И вы готовы это сделать?
— Возможно, у них ничего не будет, но я спрошу. — Однако у них было. Нед мог сделать так, чтобы было. — Если вы хотите.
Он догадался, о чем думала Эмма.
— Я не ставлю никаких условий, — пояснил он.
Глаза Эммы пытливо вглядывались в Неда. Она смотрела на него так, как не смотрела ни одна женщина до нее. Как будто могла разглядеть его насквозь, до самых потаенных уголков души, увидеть, что скрывалось в его сердце.
— Я бы очень хотела этого, — сказала она.
Нед кивнул.
Наступила пауза, а потом Эмма сказала:
— Мой отец образованный человек. Он прекрасно разбирается в математике и во всем, что связано с цифрами.
— Он получил хорошее образование?
Она кивнула:
— Хотя я не уверена, что это пригодится в доках.
— Представьте, может.
Они стояли и молча смотрели, как рабочие разгружают судно, хотя внимание каждого из них было приковано к другому.
— Чем бы вы ни зарабатывали на жизнь, Нед, и даже если вы участвуете в чем-то незаконном… но если вы в состоянии помочь моему отцу…
— Вы принимаете меня за разбойника… — Он поднял бровь. — Неужели я похож на разбойника?
Взгляд Эммы упал на его рубашку, а потом снова скользнул на лицо, затем задержался на брови со шрамом и, в конце концов, остановился на его глазах.
— Да, — просто ответила она.
— Из-за моей рубашки из Мейфэра.
— И из-за этой брови, — добавила Эмма.
— А что плохого в моей брови?
— Она придает вам совершенно разбойничий вид.
Эти слова заставили Неда улыбнуться.
Эмма тоже улыбнулась.
— Но если я разбойник?…
Она взглянула в сторону и едва заметно пожала плечами:
— Это не влияет на мое мнение о вас.