Каллум с досадой посмотрел на свое тощее тело:
— Мне надо побольше есть.
— Это тоже не повредит. Так же как и уроки Йена Сильного, если ты захочешь, чтобы он научил тебя владеть ножом, который ты теперь носишь. И показал тебе пару приемов, которые помогут тебе сохранить жизнь и победить в бою. Подумай также о том, мой храбрый друг, что, если тебя обнаружат, леди Кирсти и все дети подвергнутся смертельной опасности.
— Я ни за что их не выдам!
— Знаю, что не выдашь. Но уже сам факт, что тебя поймали в окрестностях замка, может навести нашего врага на след. Почему, зная, что он хочет тебя убить, ты все же остался поблизости? Это будет первый вопрос, который он задаст себе. И ему вовсе не потребуется добиваться от тебя ответа. Слишком легко обо всем догадаться. Нет, мальчик, твой долг — сделать так, чтобы остальные оставались в безопасности, надежно скрытые от чужих глаз. Мудрый человек заранее готовится к тому, чтобы вступить в решающий бой.
Прошло не менее получаса, прежде чем Кирсти осталась наконец наедине с Пейтоном. Йен Сильный увел Каллума на тренировку, остальные дети ушли с Крошкой Элис. Кирсти посмотрела на Пейтона, на его красивое лицо и с досадой подумала: «Ну почему так сжимается сердце при виде его красоты!» Ей нужен воин, а не любовник. Защитник детей, а не романтический воздыхатель.
— То, что ты сказал Каллуму… — начала она. Пейтон жестом прервал ее:
— У мальчика своя гордость. Он должен сохранить самоуважение, а также понять, что худенький мальчик не в силах сражаться со взрослым мужчиной, закаленным в сражениях рыцарем, и что нет ничего позорного в том, чтобы признать это. За воинственностью Каллума скрывается тот факт — отлично известный нам обоим, — что гнев его большей частью порожден стыдом. Если мальчик поймет, что он ничего не мог поделать, что он не виноват в том, что с ним проделывали, стыд этот постепенно исчезнет и Каллум поймет, что стыдиться должен сэр Родерик, что только бесчестный человек использует свою силу и власть, чтобы безнаказанно причинять зло тем, кого клялся защищать.
— Позволь поблагодарить тебя за то, что ты говорил с ним как мужчина с мужчиной. Он пострадал больше остальных, и, насколько я понимаю, страдания его начались еще до того, как он попал в лапы сэра Родерика. — Она вздохнула. — Не думаю, что душевные раны этого бедного мальчика когда-нибудь затянутся.
— Может, и не затянутся. — Он слабо улыбнулся при виде ее болезненной гримасы. — И все же он может стать сильным, Кирсти. Сильным и добрым. У него храброе сердце и ясный ум. Знаешь, чего он хочет? Научиться сражаться и защищать детей, когда станет взрослым.
— Боюсь, в его планы входит убийство злодеев, обижающих детей.
— Возможно. Но не забывай, он еще очень молод. И самоконтролю, и умению здраво мыслить можно научить. — Он встал, взял ее руку в свои и, к ее изумлению, поцеловал кончики пальцев. — Итак, я убываю к королевскому двору. Надеюсь, это принесет пользу нашему делу.
— А я, значит, должна заползти в нору и отсиживаться там?
— Да. И не выползать из нее до моего возвращения.
Пейтон едва сумел удержаться от улыбки, когда знатный лорд, с которым он только что переговорил, толстый, изнеженный и сентиментальный, опрометью бросился разыскивать своего младшего сына. Лорд этот был не слишком умен, однако тонкие намеки Пейтона по поводу пристрастий сэра Родерика Макая он понял с поразительной быстротой. Значит, он не впервые услышал об этом, иначе как объяснить, что лицо его приняло испуганное выражение и он помчался прочь из переполненного народом большого зала искать своего ребенка. Впрочем, не исключено, что сэр Родерик уже успел проявить к его сыну нездоровый интерес.
— Приветствую тебя, о мой прекрасный рыцарь, — промурлыкал прямо ему в ухо знакомый голос, и он почувствовал прикосновение теплого шаловливого языка.
Пейтон обернулся к леди Фрейзер, но остался совершенно равнодушен, и этот факт его немало удивил. Теперь предметом его страсти стала Кирсти, но в прошлом ему не раз приходилось желать нескольких женщин одновременно. К тому же он давно не имел женщины. Однако ни призывный взгляд прекрасной дамы, ни ее пышные формы его нисколько не взволновали. Что с ним происходит? Может, он устал от игр, которые принято вести с дамами вроде леди Фрейзер? Или же впервые в жизни познал физическое влечение не к женщинам вообще, а к одной-единственной? И если так, то что ему теперь делать и как долго это будет продолжаться?
— Моего мужа вызвали к одру его отца, — продолжала леди Фрейзер, поглаживая руку Пейтона. — Он будет отсутствовать несколько дней. И несколько ночей. Много долгих, одиноких ночей.
— Ах, прелестная моя голубка, зачем искушать бедного, слабого мужчину? — проговорил Пейтон и, взяв руку леди Фрейзер, коснулся губами ее пальцев. — Рыдания душат меня при мысли, от каких сокровищ я должен отказаться!
— Отказаться? — Она вырвала руку и окинула его гневным взглядом. — Ты говоришь мне «нет»?
— О, моя прекрасная дама, это мой долг, хотя сердце мое разрывается от горя. Но не часто королевский двор просит меня об услуге, — начал он.
— Вот как! Значит, теперь ты на побегушках и у старого короля, и у регентов наследника. — Она нахмурилась и посмотрела в том направлении, куда столь поспешно удалился прежний собеседник Пейтона. — Но какое отношение к делам регента может иметь этот толстый дурак?
— Голубка моя! Тебе известно, как никому другому, что не положено болтать о делах двора! Что же касается толстяка, то разговор мы вели о его младшем сыне. Он ищет, куда пристроить мальчика, с тем чтобы тот приобрел необходимые навыки и лоск. Он спрашивал моего совета. — И тут Пейтон вспомнил, что леди Фрейзер, кроме всего прочего, славилась еще одним своим качеством: редким умением собирать и распространять сплетни. — Он интересовался моим мнением о сэре Лесли Макниколе и сэре Родерике Макае. Боюсь, я мало чем смог помочь ему. Макая я почти совсем не знаю, но кое-что о нем слышал.
— Этот Макай — он какой-то странный, — пробормотала леди Фрейзер, окинув взглядом зал, словно ища его глазами. — Он часто бывает при дворе, однако к дамам не проявляет никакого интереса. Во всяком случае, дальше легкого флирта дело не идет.
— Я слышал, что он женат.
— И хранит верность брачным обетам? — Леди Фрейзер засмеялась. — Что же, всякое бывает. Но почему, если сэр Родерик был так влюблен в свою жену, он здесь едва ли не на следующий день после того, как она утонула?
— Она утонула?
— Да. Сэр Родерик сообщает об этом буквально каждому, но не для того, чтобы растрогать прекрасных дам и быть утешенным ими. Хотя эта новость мало кого интересует. Жену сэра Родерика здесь никто толком и не знал.
— Возможно, ему требуется помощь, чтобы искать ее тело.
— Об этом он и словом не обмолвился. Судя по тому, что я слышала, тело, возможно, уже нашли, а может, и похоронили. А дело было так: они веселились на берегу реки, и тут ей вздумалось походить босиком по мелкой воде. Она зашла слишком далеко, и ее унесло течением. — Леди Фрейзер нахмурилась. — Однако я совершенно уверена, что он не очень-то старался ее спасти. И вид у него отнюдь не траурный. — Она кивнула в сторону красивого крепкого мужчины, по обе стороны от него стояли двое рослых темнокожих слуг. — Взгляни. Разве похож он на человека, только что схоронившего жену? А ведь даже те, кто был в супружестве несчастлив, соблюдают траур. В большинстве своем, — добавила она, бросив недовольный взгляд на полного, седеющего лорда, который похоронил жену неделю назад.
— Некоторые люди не понимают, что притворство необходимо, — заметил Пейтон. — Хотя бы ради того, чтобы угодить сплетницам.
Пейтон принялся рассматривать сэра Родерика. Так хотелось прикончить негодяя, но не сразу, а прежде помучить его. Пейтона удивило, что это чудовище выглядит вполне нормальным мужчиной, без каких-либо следов порока на лице да и во всем его облике. Но видимо, было в нем что-то, что заставляло окружающих относиться к нему настороженно.