Пейтон, который помнил, как бесшумно она двигалась и как ловко пряталась в темноте, не удивился. Он подтолкнул девушку к Крошке Элис, а сам отправился поискать для себя эля и еды. Пейтон испытывал сильнейшее любопытство – ему интересно было послушать историю девушки и посмотреть, как она будет выглядеть, вымывшись и обсохнув. Он надеялся, что внешность ее вознаградит его за потерю леди Фрейзер, ибо сегодняшнее свидание должно было положить конец довольно длительному периоду воздержания.
Кирсти поморщилась – Крошка Элис потянула ее волосы, которые все никак не хотели распутаться. Теперь, когда она вымылась и согрелась, сначала в лохани, потом возле очага, она чувствовала себя гораздо лучше. Легче было забыть о многочисленных ссадинах и синяках, полученных ею, пока она боролась за свою жизнь, тем более что и горячая ванна, и приятно пахнувшая мазь, которую наложила на них Крошка Элис, сделали боль менее острой. Ей очень хотелось узнать, откуда взялось чистое платье, но она приказала себе не проявлять любопытства.
– Ну вот, девочка, – промурлыкала Крошка Элис, и легкая улыбка смягчила непреклонное выражение ее круглого шотландского лица, – теперь ты готова говорить с сэром Пейтоном. А уж я позабочусь, чтобы на столе было довольно еды.
Добродушная служанка явно намекала на то, что Кирсти было бы неплохо откормить, и Кирсти, следуя за ней к большому залу, тихонько вздохнула. Она знала, что не столько стройна, сколько худа, ибо ее муж всем прочим дисциплинарным взысканиям предпочитал заключение и длительные посты. Но гордость ее, вернее, то немногое, что у нее осталось от гордости, бывала уязвлена всякий раз, когда кто-либо намекал на ее худобу. Впрочем, теперь, когда ей предстоит бороться за жизнь, вряд ли стоит надеяться, что фигура ее изменится к лучшему. И дело не только в том, что сытные трапезы станут для нее редкостью, но, главное, в ее положении нельзя ставить сытость выше собственной безопасности и безопасности тех невинных созданий, которых она стремилась защитить.
Едва только Кирсти собралась с духом, готовясь предстать перед сэром Пейтоном, как Крошка Элис мягким, но твердым движением втолкнула ее в большой зал и повела прямехонько к сэру Пейтону. Он встал, слегка поклонился, и Кирсти не заметила, как оказалась сидящей рядом с ним. Крошка Элис, поставив на стол перед ней изрядное количество еды, удалилась. Кирсти была ошеломлена той скоростью, с какой подготовка к этому важному свиданию перешла в само свидание.
Она отпила эля и принялась осторожно изучать сэра Пейтона. Разговоров об этом человеке ей довелось слышать немало, и пару раз она даже видела его мельком. Сегодня ночью Кирсти следовала за ним по темным улицам к месту его ночного свидания, но возможность как следует его разглядеть представилась только сейчас. Глядя, с какой небрежной грацией он развалился в огромном кресле резного дуба, она поняла, почему женщины вздыхают по нему.
Он был грациозен и элегантен, от кончиков изящных рук с длинными пальцами до носков дорогих сапог. Одет он был как придворный, английский или французский джентльмен, но без тех излишеств, к которым питают пристрастие щеголи. Камзол не слишком короток, носки сапог не чрезмерно остры, цвета – темно-зеленый и черный – неяркие и хорошо сочетались. Костюм сидел на нем безукоризненно. Пейтон не был чрезмерно высок. Но внешность не оставила бы равнодушной ни одну девушку. Грацией, подтянутостью и силой он напоминал хорошо откормленное животное. «Скорее, хищника», – поправила себя Кирсти, припомнив, что он слыл распутником.
У него было красивое, мужественное лицо. Чуть припухлый рот. Кирсти усилием воли отвела взгляд от его соблазнительных губ. Золотисто-карие глаза с изумрудно-зелеными искорками, казалось, созданы для того, чтобы ловить и удерживать женские взгляды. Красиво посаженные под изящными дугами каштановых бровей, обрамленные густыми ресницами, эти глаза, несомненно, были оружием соблазнителя. Густые рыжевато-золотистые волосы, аккуратно зачесанные назад, казались такими мягкими, что Кирсти захотелось к ним прикоснуться. Не без разочарования она вынуждена была признать, что его вошедшая в поговорку распущенность скорее всего объяснялась не столько бессердечием соблазнителя, сколько тем, что он охотно брал то, что ему предлагали.
– Итак, миледи, – заговорил Пейтон, – теперь вы можете сообщить мне, что именно заставило вас искать моей помощи?
Он молча ждал, пока она прожует хлеб. Внешность этой девушки невольно наводила на мысль, что ее прозвище Тень дано ей было не только из-за сверхъестественной ловкости, с какой она превращалась в тень. Густые блестящие черные как вороново крыло и еще влажные после мытья волосы были заплетены в нетугую косу, которая спускалась до узких бедер. Серые глаза, чуть раскосые, но не узкие, опушенные длинными густыми черными ресницами, то и дело меняли цвет, черные брови вразлет слегка поднимались к вискам, точно следуя необычному разрезу глаз. Ни пятнышка не виднелось на светлой молочно-белой коже. В чертах, которыми природа наградила ее лицо, было что-то неземное – и в едва заметной вздернутости точеного носа, и в легкой заостренности подбородка. Настоящий «невинный эльф». Но это пока не взглянешь на чувственные, полные губы…
Пейтон внимательно разглядывал девушку, стараясь делать это незаметно. Длинная изящная шея, роскошная копна волос. Несмотря на худобу, выпуклости маленьких грудей и изгиб талии выглядели весьма соблазнительно.
Он уже желал ее, и желал очень сильно. Наверное, подумал Пейтон, его друзья очень бы удивились, узнай они, что он воспылал желанием к такой малорослой и хрупкой особе. Обычно его влекло к женщинам с пышными формами. Вряд ли он смог бы объяснить, отчего ему невыносимо хотелось заключить эту девушку в объятия, но чувство это несомненно заявляло о себе.
– Так ты говоришь, муж пытался тебя утопить? – вновь заговорил он в надежде, что за разговором кровь его не будет так сильно бурлить.
– Да. Сэр Родерик Макай взял меня в жены, когда мне исполнилось пятнадцать лет, почти пять лет назад. Еще до свадьбы я пыталась переубедить моего отца, который выбрал сэра Родерика мне в женихи, потому что сэр Родерик, несмотря на свою привлекательную наружность, был мне неприятен. Но поскольку я не нашла ни одного разумного довода, чтобы объяснить мою неприязнь, отец проигнорировал мои возражения. В конце концов я перестала сопротивляться, тем более что моя семья нуждалась в деньгах, которые давал сэр Родерик. Неурожай и прочие несчастья привели нас едва ли не на грань голода той зимой. Итак, облекшись в одежды благородной мученицы, я вышла замуж за этого дурака.
– То есть ваш союз оказался неудачным?
– Не то слово. – Кирсти принялась за мясной пирог, пока Пейтон с нетерпением ждал продолжения истории.
– По твоей или его вине? Может, ты оказалась бесплодна?
Сделав добрый глоток эля, она ответила:
– По его вине, он просто не дал мне возможности, зачать ребенка. – Кирсти вздохнула и покачала головой. – Надежда иметь детей – единственное, что, как я думала, поможет мне смириться с этим браком. Но этот человек обманул и меня, и мою родню. Он знал, что я не буду иметь от него детей. Это была одна из причин, почему он хотел убить меня.
– Он страдал половым бессилием? Но как может мужчина пойти на убийство ради сохранения этой тайны?
– Сэр Родерик вовсе не страдает половым бессилием. По крайней мере не со всеми. Сначала я думала, он не может только со мной. – Она поморщилась и принялась чистить яблоко. – Я и сейчас кожа да кости, а уж когда мне было пятнадцать, и говорить нечего. Сначала я решила, что он женился на такой уродине, как я, только ради того, чтобы получить земли, которые я унаследовала от матери. Прошло некоторое время, прежде чем я начала понимать, что к чему, и догадалась, что моя внешность тут вовсе ни при чем. Вот тогда-то я стала внимательнее приглядываться к тому, что творилось кругом. Стыдно признаться, но почти три года я была как слепая: ничего не видела и не понимала, только оплакивала свою горькую долю.