Эта мысль тяготила ее. К тому времени, когда она удалилась в свою спальню, ей казалось, что холод пробрал ее до мозга костей; Она очень сомневалась, что в приготовленной для нее горячей ванне она сможет согреться. Кирсти наконец призналась себе, что, точно так же, как дети, не заглядывала в будущее и не думала о том, чем все это кончится. Она прижилась в доме Пейтона, вместе с ним разрабатывала планы, нацеленные на уничтожение Родерика, но не задумывалась о том, что рано или поздно им придется расстаться.
Она положила руку на сердце, словно пытаясь оградить его от боли. Внезапно ей стало совершенно ясно, что, хотя она успешно пресекла все попытки Пейтона затащить ее в постель, помешать ему завоевать ее сердце ей не удалось. Какое безрассудство, подумала она, и вздохнула. Такой мужчина, как Пейтон, не для нее, смешно даже думать об этом. Но она влюбилась в него. И это неопровержимый факт. Единственное, что в такой ситуации можно сделать, – это не выставить себя перед всеми непроходимой дурой.
Впрочем, нет, подумала она, можно сделать кое-что еще. Кирсти направилась к сундуку, полному женской одежды у который давно уже перенесли в ее комнату. Минуту спустя она уже сжимала в руках то, что искала, – ночную рубашку. Кирсти залилась румянцем. Рубашка из тончайшего, почти прозрачного полотна была отделана шелковыми лентами и кружевом. Очевидно, одна из родственниц Пейтона изо всех сил старалась соблазнительно выглядеть в глазах мужа.
– И верно, при ней-то все было, все, чем можно соблазнить мужчину, не то что у тебя, глупая худышка, – пробормотала она себе под нос.
Затем тряхнула головой и принялась сбрасывать одежду. В одном только она была уверена: Пейтон желал ее. Всего лишь несколько часов назад он убедительно доказал это, прижимаясь к ней на кухне. Она видела это желание в его прекрасных глазах. А какие слова он ей нашептывал! Она находила довольно странным это его желание – учитывая, что пышнотелые дамы вроде леди Фрейзер так и вились вкруг него, но Пейтон желал ее, этого нельзя было отрицать.
– Ну, так и я возьму хоть это, – сказала она твердо и принялась мыться со всей тщательностью. – Если наш повеса может мне предложить только это, по крайней мере натешусь вволю!
Она была замужем пять лет. Никто не поверит, что она по-прежнему девственница, даже если и выплывет наружу вся неприглядная правда о Родерике. Цепляться за эту девственность ради признания брака недействительным также не имело смысла, потому что никто никогда не признает этот брак недействительным. Исход сражения между ними мог быть только один: или она погибнет, или Родерик. Но стоит ли умирать, так и не познав во всей полноте силу страсти, которая объединила бы их с Пейтоном? Конечно, не стоит. Ее любовь была жадной. Она хотела получить все, но здравый смысл подсказывал, что это так же невозможно, как достать луну с неба. Ну так она возьмет все, что может, все, что Пейтон готов ей дать. По крайней мере останутся воспоминания, которые, возможно, уймут сердечную боль.
Когда наконец она облачилась в ночную рубашку, влажные волосы стянула шелковой лентой и посмотрела на себя, решимости у нее поубавилось. Рубашка хоть и была до пят, но почти ничего не скрывала. Тут Кирсти выпрямилась. Она собирается от души погрешить сегодня. И более подходящей рубашки для этого не найти. Движимая любовью, Кирсти старалась не вспоминать о правилах, которые собиралась нарушить. Но это было нелегко, и девушка подумала, что надо как можно скорее оказаться в объятиях Пейтона, пока раздумья о греховности не лишили ее решимости.
Глава 8
Пейтон сидел в кресле и размышлял, то и дело поднося ко рту кубок. Все шло не так, как надо. Родерик гулял на свободе и радовался жизни. Кампания по очернению имени упомянутого лорда начала приносить плоды, но до того, чтобы избегать злодея стали все как один, было еще далеко. Заставить людей прислушаться к предостережениям и найти свидетелей, которые осмелились бы заговорить, оказалось гораздо труднее. Люди либо отказывались верить во всю эту историю, выказывая полное равнодушие, либо молчали из страха. Пейтон знал, что в борьбе со злом главное – это терпение, но оно было у него на исходе. Всякий раз, когда кто-то из детей вдруг вздрагивал или темная тень отражалась в их больших глазах вместо милой детской невинности, Пейтон от всей души желал сэру Родерику смерти.
И что самое унизительное – или это ему просто казалось сейчас, когда он слегка захмелел, – как соблазнитель он тоже потерпел поражение. Уже три недели миновали с тех пор, как он твердо решил, что затащит Кирсти в постель, но постель его по-прежнему оставалась холодной и пустой, когда он укладывался вечером спать. Кирсти не была к нему холодна, но противостояла его атакам с завидным упорством. Отчасти он был доволен, что девушка не хотела сразу сдаваться. Он пресытился легкими победами. Однако это причиняло ему неудобства. В паху он постоянно ощущал боль. А вдруг постоянное возбуждение отразится на его здоровье? Не говоря уже о том, что самолюбие его было сильно уязвлено. Почему эта девчонка не бросится ему на шею, как другие?
Скрип открывающейся двери отвлек его от этих мыслей. Пейтон с тоской подумал, что сейчас придет Йен Сильный, чтобы снова насмехаться над ним и читать нравоучения. Сурового шотландца очень веселили тщетные попытки Пейтона затащить Кирсти в постель, которые он явно не одобрял.
Когда в комнату вошла, тихонько прикрыв за собой дверь, Кирсти, Пейтон едва не выронил кружку. Не отводя от нее глаз, он допил вино и потом долго шарил вокруг, пока не нащупал столик, на который и поставил пустую кружку. И тут же принялся тайком одергивать полы дублета, тщетно стремясь скрыть, увы, очевидное доказательство того, что он не в силах находиться в одной комнате с ней и не желать ее. Тем более в собственной спальне, учитывая также то, что на девушке была только прозрачная ночная рубашка.
– Что-то случилось с детьми? – спросил он хриплым шепотом. Неудивительно, что голос не повиновался ему. Непонятно, как он вообще смог вымолвить хоть слово.
– Нет, дети спят.
– Что же привело тебя сюда?
Кирсти глубоко вздохнула и спокойно ответила:
– Я хочу, чтобы ты любил меня.
Ответом было тяжелое молчание. Кирсти ожидала чего угодно, только не этого. Пейтон молча сидит, глядя на нее во все глаза, и вид у него такой, будто его ударили по голове. Или, подумала она, взглянув на его пустую кружку, он мертвецки пьян. Такое ей просто не могло прийти в голову. За те три недели, что она провела здесь, ей ни разу не случалось видеть Пейтона пьяным.
– Ты пил? – спросила она.
– Последние три недели я только и делал, что пил, – ответил он, сам не понимая, почему до сих пор сидит в кресле, вместо того чтобы тащить ее в постель.
– Значит, ты пьян. – Она чуть не заплакала с досады: вряд ли у нее достанет духу явиться к нему во второй раз.
– Я полагал, что не так уж и пьян, но теперь и сам не знаю, что думать. Скажи-ка еще раз – что привело тебя сюда?
– Это обязательно?
– Да.
– Я хочу, чтобы ты любил меня.
Пейтон медленно поднялся и пошел к ней. Ему все еще не верилось, что она сама к нему пришла и положила конец его томительному ожиданию. Что все произошло так просто. Он схватил ее за плечи и коснулся губами ее лба.
– Еще раз, – прошептал он. – Повтори это еще раз.
– Я хочу, чтобы ты меня любил, – шепотом ответила она, покраснев до корней волос, когда он, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на нее. – Не понимаю, почему ты заставляешь меня повторять одно и то же. Разве не этого ты добивался? Господи! Ты что, передумал?