Пейтон вместе с остальными присоединился к тосту.
– За победу. За скорую победу.
Кирсти сидела на огромной кровати Пейтона в одной рубашке и расчесывала еще влажные волосы. Переговоры с Макаями оказались трудными, даже изматывающими, но достигнутый успех во многом искупал эти тяготы. Если бы только она могла избавиться от стыда и смущения, которые одолевали ее из-за того, что она открыто делит ложе с Пейтоном! И когда она уже была близка к этому, круг людей, посвященных в обстоятельства ее личной жизни, значительно расширился. Его семья, похоже, вовсе не возражала, дети вели себя так, будто ничего особенного не происходит, Йен Сильный и Крошка Элис радовались за нее и с некоторой надеждой смотрели в будущее, ее собственный брат и не подумал осуждать ее. Кажется, только она одна и беспокоилась из-за их связи. Может, стоит поинтересоваться, почему все с такой легкостью приняли существующее положение вещей, особенно ее брат? Доводы, которые приводил Пейтон, уверяя, что ей нечего стыдиться, были вполне разумными. Оно и неудивительно. Он получил то, что хотел, когда она с этими доводами согласилась. К тому же прелюбодеяние и похоть он никогда не считал грехом, хотя и не признавался в этом.
– Опять думаешь о грехах и воздаянии, да? – протянул Пейтон и, сбросив с себя остатки одежды, сел позади нее на постель и принялся расчесывать ее густые волосы.
– Должен же кто-нибудь об этом думать, – промямлила она, удивляясь, как непринужденно этот человек чувствовал себя, даже будучи совершенно голым. – Ведь это никого не интересует.
– Ну, не так давно и тебя это не очень-то интересовало. По крайней мере в течение нескольких часов.
– Помню. И сама толком не понимаю, почему вдруг встревожилась. Видимо, потому, что теперь еще целая куча народа узнала о нас.
– Это грех, согласен, и, хотя я постоянно его совершал, женщин, деливших со мной ложе, не очень-то уважал. Но тебя никак не назовешь прелюбодейкой.
– Я замужняя женщина, – заявила Кирсти.
– Может, ты и произносила слова обета, но брак ваш так и не вступил в силу. По-моему, мы давно разобрались с этим вопросом.
– Итак, я всего-навсего распутница?
Пейтон отбросил щетку для волос, обнял ее и привлек к себе.
– Ты моя возлюбленная. – Язык его обежал вокруг ее изящного ушка. – Мой товарищ по оружию. Ты не жена сэра Родерика и никогда не была ею. Ты моя, – произнес он едва слышно и поцеловал ее в шею.
– В данный момент я твоя. – Усилием воли она отогнала мысль о том, что связь их с Пейтоном все равно закончится. Либо потому, что Родерик возьмет над ними верх, либо, победив Родерика, сам Пейтон пресытится этой связью.
Пейтон, занятый тем, что устраивался на постели так, чтобы она оказалась распростертой под ним, решил, что сейчас не время объявить ей о том, что он вовсе не намерен с ней расставаться. Она по-прежнему была женой сэра Родерика, по крайней мере в глазах других, а порой и в своих собственных. Пейтон понимал, что никакими приятными словами и клятвенными заявлениями в вечной верности он не заставит Кирсти ему поверить. Нужно дождаться момента, когда он сможет назвать ее своей женой.
Кирсти содрогнулась от внезапно нахлынувшего желания, когда Пейтон стал ее ласкать. С каждым разом его ласки становились все изощреннее и доводили ее до неистовства. Но на этот раз он превзошел все ее ожидания. Он не вошел в нее, как обычно, а стал ласкать языком ее разгоряченное лоно.
– Пейтон! – негромко воскликнула она, когда он, встав на колени и поглаживая ее бедра, устремил свой взор именно на то место, которое она старалась прикрыть.
– Ты не смеешь прятать от меня такую красоту, – сказал он, наклонившись и страстно целуя ее.
Кирсти чувствовала, что приближается к той сладостной бездне, в которую проваливалась всякий раз, достигнув пика страсти. Она попыталась заставить Пейтона соединиться с ней, но он довел ее до экстаза языком, закинул ее ноги себе на плечи и соединил их тела с такой силой, что, не держи он ее, она ушиблась бы об изголовье кровати.
Он яростно вонзался в нее, двигаясь все быстрее и быстрее. Наконец он уперся одной ладонью в матрас, тело его содрогнулось в последнем рывке, и тепло семени, излившегося внутрь ее, умножило ее собственное блаженство. Когда он в полном изнеможении повалился на нее, она обняла его, прижимая к себе все крепче и крепче. Так они лежали, постепенно восстанавливая силы и ясность мысли.
– Что ж удивительного, что женщины так и сбегаются к тебе, – заметила она, едва к ней вернулся дар речи.
Кирсти старалась не думать о том, сколько было у Пейтона женщин. Глупо было мучить себя подобными мыслями. Она отдалась ему из любви, и с этим ничего не поделаешь.
– Не отрицаю, женщин у меня было немало. Но лишь от случая к случаю. Для удовлетворения моих желаний. Не более того. Но ты – ты моя и всегда была моей. До меня ни один мужчина не познал сладости твоего тела. А ты действительно сладостна, моя темнокудрая красавица. Ты сладостна как ароматнейший, редчайший мед. Ты сладостна и горяча, и тобой невозможно насытиться. – Он начал двигаться в ней, мерно, ровно, пробуждая в ней ту яростную страсть, которую она так щедро дарила.
В глазах церкви и света она стала грешницей в тот момент, когда легла в его постель, когда только подумала об этом. И теперь ничего не изменится, мысли о грехе только испортят им время, проведенное вместе. И без того над ними нависла тень Родерика. Очень скоро все от него отрекутся и подвергнут презрению. Это приведет его в ярость, и винить во всем он будет ее. Так что нечего упрекать себя в том, что она проведет несколько приятных часов, которые выпали ей. Возможно, их осталось не так уж и много.
Глава 18
Вместе с Каллумом и Майклом Кирсти стояла у окна комнаты, в которой спали дети, поражаясь тому, какая у Пейтона большая семья. Памятное посещение Макаев произошло неделю назад; через три дня после этого начали прибывать Мюрреи. Кирсти не понимала, почему Пейтон так стремится представить ее своей родне. Большинство его родственников были немало удивлены, обнаружив, что она живет у него в доме, – недаром говорили, что он никогда не приводил к себе женщин. В большинстве случаев родня оставалась в доме столько времени, сколько им требовалось, чтобы узнать, как выглядит Родерик, сколько у него людей и где следует его искать.
Родерик же скрывался. Макай не только отреклись от него, но забрали обратно все его земли, источник его богатства, и большую часть его людей, составлявших маленькую армию. Теперь у него ничего не осталось. Клан отторг его быстро, открыто и окончательно. Как и ожидалось, все порочащие его слухи теперь принимались на веру. Несколько семей, то ли заподозривших, то ли узнавших, что он развратил их сыновей, также объявили охоту на негодяя, не желая оставлять его безнаказанным.
Что особенно забавно, Пейтон в глазах всех стал теперь рыцарем без страха и упрека, чудесным избавителем, чуть ли не святым, который поставил на кон свое доброе имя ради детей. Доля правды в этом, разумеется, была, но подвиги его оказались сильно приукрашенными. И его братья и кузены подтрунивали над ним, так же как Коннор и Йен Сильный.
– У Пейтона такая большая семья, – заметил Каллум не без зависти.
– Не все из них родня ему по крови, – объяснил Майкл. – Но для них это не имеет значения. – Он бросил взгляд на Кирсти. – Ведь ты поэтому его выбрала, верно? Ты знала, что все его родичи поспешат ему на выручку.