Обняв Державина, Тутолмин пошел усаживаться в подвезенную к крыльцу карету…
Тутолмин прибыл в Петербург под вечер в среду.
В 6 часов утра на другой день, т. е. в четверг, был уже во дворце. Камердинер доложил императрице:
— Олонецкий и Архангельский генерал-губернатор Тутолмин. Государыня повелела, сказав:
— Проси.
Входит Тутолмин в кабинет, держа огромный пакет доноса Державина в руке.
Государыня пожаловала Тутолмину поцеловать руку и с видом беспокойства изволила спросить его:
— Это что у вас, Тимофей Иванович? — показывая на куверт.
— Всемилостивейшая государыня, гражданский Олонецкий губернатор Державин, в минуту отъезда моего из Олонца, вверил мне всеподданнейше иметь счастье поднесть вашему величеству.
— Да что такое?
— Донос на меня, государыня.
Императрица, с видом хладнокровного негодования, соизволив принять куверт, сказала:
— Прочту. Садись, Тимофей Иванович.
И начала с ним говорить о губерниях, управлению его вверенных.
По долгом трехчасовом беседовании соизволила Тутолмина уволить, без повеления явиться к обеденному столу.
Тутолмин откланялся, вышел с сокрушенным сердцем, почитая уже себя в опале, и спешил уехать из дворца как можно скорее, не заходя даже на поклонение к генерал-адъютанту, как все то делали….
В 10 часов вечера является к Тутолмину гоф-фурьер от государыни с приглашением явиться завтра к императрице в 6-м часу утра.
Екатерина, вставши с постели утром, всегда сама разводила в камине огонь и сама приготовляла себе кофе.
В 5 часов утра, в пятницу, Тутолмин стоял уже пред дверью кабинета Екатерины. Чрез 10 или 15 минут камердинер, вышедший от императрицы, поклонившись пренизко Тутолмину, с почтением доложил ему:
— Государыня императрица изволит ожидать Вас, Ваше высокопревосходительство. И отворил в кабинет дверь.
Тутолмин вошел; государыня занималась варением кофе, подкладывая под кофейник изорванные куски бумаги и, обратясь к Тутолмину, изволила сказать:
— Тимофей Иванович, садись-ка здесь поближе, мне с тобою кое о чем потолковать надобно, ты, ведь, не боишься камелька: я чаю, у вас в Олонце огонь в чести, — холодно бывает.
Тутолмин, удивленный столь милостивейшим приветствием, спешил повиноваться велению монархини, не ожидая быть еще более и милостивейше ободренным.
Когда он уселся, государыня, продолжая подкладывать рваные листы под кофейник, изволила сказать ему:
— Спасибо тебе, Тимофей Иванович, ты мне вчера привез прекрасную подтопку, смотри, как мой кофе хорошо и скоро варится. Это вчерашний куверт.
Тутолмин вскочил с кресел, хотел было начать говорить; государыня, протянув ему руку, чтобы поцеловал, изволила сказать:
— Садись, садись, Тимофей Иванович, что нам толковать о глупостях, поговорим о деле.
В это время, во исполнение высочайшаго ея величества повеления, правительствующий сенат занимался составлением правил о учреждении во всей империи запасных хлебных магазинов. Три месяца продолжались в правительствующем жаркие прения; неоднократно были государыне представлены проекты как учредить магазины. Императрица, находя их неполными, цели учреждения неудовлетворительными, с бытом и состоянием народа несообразными, изволила, с замечаниями своими, проекты обращать правительствующему сенату, повелевая пересмотреть их, вновь обдумать, сообразить и тогда ей представить.
Императрица, объяснив Тутолмину высочайшее свое намерение учредить запасные сельские хлебные магазины во всей империи, соизволила, как бы в шутку, примолвить:
— Тимофей Иванович, по праву звания твоего генерал-губернатора, ты присутствуешь в сенате; прошу тебя, ознакомь себя с тем, что мой сенат о сем сочинил и, отдохнув от дороги, заверни к ним, потолкуй, — что-то дело у нас на лад нейдет.
— Всемилостивейшая государыня, если вашему величеству будет благоугодно мне дозволить сегодня быть в сенате, — сегодня пятница, общее собрание.
— Да ты еще не знаком с делом, сказала государыня.
— Всемилостивейшая государыня! Мудрые изречения вашего величества обильно вразумили меня. Дозвольте, государыня, — ответил Тутолмин.