— Я часто думаю, — призналась она после того, как он рассказал ей о женщинах Индии, которые на людях должны скрывать свое лицо и волосы, — как это несправедливо, что я родилась женщиной и у меня никогда не будет таких приключений, я не смогу увидеть все эти места. Даже если бы я и отправилась в путешествие, то все равно смогла бы посетить только цивилизованные места.
— Да, между полами существует неравенство — женщины действительно лишены многого из того, что доступно мужчинам.
— Однако и те, и другие обязаны исполнять свой долг, — сказала Элизабет с забавной серьезностью, — и говорят, это должно приносить чувство глубокого удовлетворения.
— А в чем вы видите свой… э-э-э… долг? — поддержал он игру, улыбнувшись своей ленивой белозубой улыбкой.
— Ну, здесь все просто. Долг женщины состоит в том, чтобы быть женой, во всех отношениях достойной своего мужа. В то время как обязанности мужчины состоят в том, чтобы делать, что он пожелает и когда пожелает, и быть готовым защитить свою родину в случае, если возникнет такая необходимость. Вероятность такого случая чрезвычайно мала. Мужчины, — поведала она Яну, — заслуживают почести, жертвуя собой на поле битвы, а мы — принося себя в жертву на алтаре супружества.
Он громко расхохотался, и Элизабет улыбнулась ему, необычайно довольная, что может говорить с ним совершенно свободно.
— И если бы кто-нибудь всерьез задумался об этом, то пришел, бы к выводу, что наша жертва куда значительней и благородней.
— Как это? — все еще смеясь, спросил Торнтон.
— Это же совершенно очевидно — битвы длятся всего несколько дней или недель, самое большее, месяцев. В то время как супружество длится всю жизнь! Что наводит еще на одну мысль, которая часто меня занимает, — весело продолжила Элизабет.
— И что же это? — поинтересовался он, не сводя с нее восхищенных глаз.
— Почему нас, несмотря на такое выдающееся мужество, называют слабым полом? — Их смеющиеся глаза задержались друг на друге, и Элизабет вдруг осознала, какими дикими ему должны казаться ее рассуждения. — Вообще-то я редко так странно разговариваю, — сникнув, сказала она. — Вы, наверное, думаете, что я ужасно плохо воспитана.
— Я думаю, что вы великолепны.
Искренняя сердечность, прозвучавшая в его проникновенном голосе, вызвала у нее резкий глубокий вздох. Элизабет открыла рот, собираясь сказать что-нибудь легкомысленное, чтобы восстановить легкую товарищескую атмосферу, витавшую в комнате всего минуту назад, но вместо этого смогла лишь издать еще один долгий прерывистый вздох.
— И думаю, вы знаете об этом, — тихо добавил Торнтон. Все это нисколько не походило на глупые комплименты с претензией на остроумие, которые она привыкла слышать от своих поклонников, и его слова испугали ее не меньше, чем чувственный взгляд золотистых глаз. Прижавшись спиной к подлокотнику дивана, она пыталась внушить себе, что нельзя так бурно реагировать на обычную салонную лесть.
— Я думаю, — сказала она с легким смешком, застрявшим у нее в горле, — что вы находите великолепными всех женщин, которые оказываются с вами наедине.
— У вас есть основания так думать? Элизабет пожала плечами.
— Ну, например, вчера вечером.
Он непонимающе нахмурил брови, словно она говорила на непонятном языке.
— Я имею в виду леди Черайз Дюмонт, — напомнила она, — нашу хозяйку — ту самую очаровательную брюнетку, с которой вы провели весь вчерашний ужин. Вы так жадно внимали каждому ее слову.
Его лоб разгладился, и на губах появилась ухмылка.
— Ревнуете?
Элизабет приподняла свой аккуратный маленький подбородок и покачала головой.
— Не больше, чем вы меня к лорду Ховарду. Она почувствовала относительное удовлетворение, увидев, как испарилась его снисходительная улыбка.
— Тот тип, который не в состоянии разговаривать, не дотрагиваясь при этом до вашей руки? — спросил он опасно мягким голосом. — Это и есть лорд Ховард? Кстати сказать, любовь моя, большую часть ужина я раздумывал, что лучше — съездить ему по правому уху или по левому.
Элизабет разразилась неудержимым звонким смехом.
— Но ничего подобного вы не сделали, — выговорила она. — И кстати, после того, как вы отказались от дуэли с лордом Эверли, который назвал вас карточным шулером, я ни за что не поверю, что вы можете обидеть бедного лорда Ховарда только за то, что он дотронулся до моей руки.
— В самом деле? — все тем же бархатным голосом спросил Ян. — Должен сказать, что для меня это совершенно разные вещи.