Элизабет продолжала двигаться по проходу и не заметила, как на пороге оранжереи возникла чья-то тень и бесшумно двинулась в ее сторону. Сцепив руки за спиной, она нагнулась понюхать гардению.
— Элизабет? — услышала она за спиной удивленный голос Яна. Девушка круто повернулась, сердце ее застучало как сумасшедшее, руки потянулись к горлу, и колени предательски затряслись.
— В чем дело? — спросил он.
— Вы… вы испугали меня. Я не ожидала встретить вас здесь, — добавила она.
— Да что вы? — в его голосе звучала издевка. — А кого же вы ожидали увидеть после той записки — принца Уэльского?
Записки! Первой мыслью, мелькнувшей у нее в голове, когда она поняла, что записка была от него, а не от Валери, была мысль, что для человека, столь четко и грамотно излагающего свои мысли, пишет он почти как полный невежда. Элизабет обратила внимание, что он, кажется, чем-то рассержен. Ян недолго томил ее в неизвестности относительно причины своего недовольства.
— Может быть, вы объясните мне, как это за целый день, что мы провели вместе, вы так и не вспомнили и не сообщили мне, что вы не просто мисс, а леди Элизабет?
У нее мелькнула сумасшедшая мысль, как бы он отнесся к тому, что она не просто старшая дочь какого-нибудь мелкого дворянина или рыцаря, а графиня Хэвенхёрстская.
— Начинайте, любовь моя. Я вас слушаю. Элизабет молча отступила на шаг назад.
— Исходя из того, что вы не хотите разговаривать, — зарычал Торнтон, беря ее за плечи, — я, кажется, понимаю, чего вы от меня хотели.
— Нет! — быстро вскрикнула она, отступая еще дальше. — Давайте лучше поговорим.
Он шагнул вперед, она отступила еще.
— В самом деле, есть столько интересных вещей, о которых можно поговорить.
— Да? — спросил он, надвигаясь на нее.
— Конечно! — воскликнула она, продолжая отступать. Ухватившись за первое, что пришло ей в голову, Элизабет указала на столик с гиацинтами. — Смотрите, какие красивые гиацинты!
— Красивые, — не глядя, согласился он.
Увидев, что он протянул руку, чтобы поймать ее, Элизабет отскочила так быстро, что его пальцы только скользнули по тонкой материи платья. Он начал наступать на нее шаг за шагом — вокруг столика с анютиными глазками, вокруг столика с лилиями, а она, отступая, тараторила как сумасшедшая:
— Гиацинты относятся к роду Нуаэт Аиэ. Цветы, которые мы видим на этом столике, ошибочно называют Датскими гиацинтами, в то время, как Датские гиацинты относятся к роду Hyasinthus orientalis…
— Элизабет, — неожиданно ласковым голосом оборвал он поток ее слов, — меня не интересуют цветы. — Ян снова потянулся к ней, и, не найдя другого способа избежать его объятий, она схватила горшок с гиацинтами и вложила в его протянутые руки.
— Существует легенда относительно происхождения гиацинтов, возможно, она заинтересует вас больше, — отчаянно продолжила она, и на лице его проступило совершенно неописуемое выражение веселого недоумения и восхищения. — Легенда гласит, что гиацинт был назван так по имени прекрасного спартанского юноши Гиацинта, которому покровительствовали Аполлон и Зефир — бог западного ветра. Однажды, обучая Гиацинта метанию диска. Зефир нечаянно убил его. Говорят, что там, где на землю упала капля крови Гиацинта, вырос цветок, на каждом лепестке которого была по-гречески написана фраза, выражающая скорбь. — Голос Элизабет задрожал, когда она увидела, что Ян ставит горшок на место. — В дд — действительности в легенде имелся в виду ирис или живокость, а не современный гиацинт, однако по таинственному стечению обстоятельств именно он получил это имя.
— Я очарован. — Его загадочные, непостижимые глаза встретились с ее взглядом.
Она поняла, что эти слова относятся к ней, а не к ее рассказу, и, хотя мысленно приказала себе держаться от него на расстоянии, ноги отказывались ей повиноваться.
— Совершенно очарован, — тихо проговорил Ян, и в каком-то замедленном темпе она наблюдала, как он протягивает к ней руки, обнимает за плечи и привлекает к себе.
— Прошлой ночью вы были готовы биться с целой армией мужчин за то, что они заклеймили меня карточным шулером, а сегодня почему-то испуганы. Любимая, вы боитесь меня? Или чего-то еще?
Его глубокий низкий баритон, и особенно ласка, прозвучавшая в его голосе, произвели на нее такое же возбуждающее действие, как и прикосновения его губ.
— Я боюсь тех чувств, которые вы во мне пробуждаете, — слабым голосом призналась Элизабет. — Я понимаю, что это всего лишь… э-э… маленькое приключение…
— Обманщица, — сказал Торнтон и коснулся ее губ коротким дразнящим поцелуем. У нее снова пошла кругом голова, но как только он поднял голову, она разразилась быстрой сбивчивой речью.