— После того, что ты для нас сделала, — радостно и светло улыбаясь напомнила о себе Онель, — мы будем рады всем твоим друзьям, девочка. К тому же, если рассказы о тебе и Лее правда…
— Какие ещё рассказы? — я душераздирающе зевнула, прикрыв рот ладонью.
— Разные, — женщина подмигнула и развела руками: — Кое-что я сама видела. Например, реакцию сыновей на пренебрежительное отношение к хранительнице Нашкара одного идиота.
— Ах, это… — я фыркнула и снова сладко зевнула. — Просто ваши сыновья очень заботливые и ответственные, а Лей обещал защитить, если кто-то решит покуситься на мою кровь.
— Не только, — отрицательно покачала головой вампирша. — Ты сочетаешь в себе два очень разных качества, которые очень у нас ценятся. Для девушки в особенности.
— Какие же? — подойдя к собаке, я протянула ей второй пирожок и оглянулась через плечо, чтобы добавить саркастическое: — Безголовость и наглость?
— Слабость и силу. И магия тут абсолютно ни при чём, — ответила Онель довольно нелогично, и встала. — Думаю, сейчас тебе не до разговоров. Завтра наговоримся вдосталь, а сейчас тебя ждёт кровать, а меня муж.
— Верю, — рассмеялась я, вспоминая, как смотрел на похорошевшую жену Майлс.
Вот у этих двоих абсолютно точно не было ни любовников, ни любовниц! Никогда. Вампирша смущённо зарделась, забирая со столика опустевший поднос.
— Этой ночью, — уже в дверях сказала она, радостно улыбаясь, — во многих спальнях прольётся кровь. Благодаря тебе, Таша.
Она ушла, а я осталась стоять с открытым ртом. Это что было? Звучит угрожающе, но вампирша сказала «прольётся кровь» таким странным тоном… Счастливым и почему-то смущённым. И почему именно в спальнях? Есть в столовых принято, да и…
Тряхнув головой, я выкинула из неё дурные мысли. Завтра разберусь. Ясно, что я чего-то не понимаю во всей этой истории с кровью. Впрочем, куда мне! Люди — не вампиры, отношение к кровопускательству у нас априори разное.
Напоследок потрепав собачку по голове, я переоделась в сорочку, оставленную для меня Онель. Подумав, всё-таки заперла дверь на ключ и лишь после этого забралась под одеяло. Если кто-то попытается разбудить до утра, непременно покусаю!
Подушки пахли свежестью, одеяло обняло невесомым теплом, ограждая от суеты и страхов дня. Почему вспомнила бабушку, не знаю. Наверное, просто она единственная из прежнего мира, кого хотелось бы забрать с сюда и поделиться счастьем обретения истинного дома. Пусть здесь не всё благополучно, но моя душа дышит Шайдаром, и я верю, будь бабуля жива, непременно порадовалась бы за внучку.
На миг показалось, будто ласковая ладонь коснулась виска, отодвигая непослушную прядь за ухо. Уже проваливаясь в сон, улыбнулась этой тени из прошлого и по старой памяти прошептала, как когда-то учила бабушка:
— На новом месте приснись жених невесте…
Может, именно поэтому мне приснился Хартад.
Сначала лишь ощущение обволакивающего нежностью присутствия того, кто стал дороже всех. Потом… Сердце ёкнуло, и я как будто проснулась… лишь для того, чтобы утонуть в изумрудном пламени внимательных глаза. Таких родных, таких ласковых, загадочных…
— Какой замечательный сон! — не удержавшись от улыбки, я села на кровати, прижимая к груди одеяло и впитывая всей кожей тепло зелёных глаз. На душе стало радостно и светло. А как иначе, если Хартад есть в этом мире? Мало того, мне выпало увидеть его во сне!
— Правда? — тихий шёпот тарухана обдал знакомой бархатной волной невыносимо жгучей нежности.
По телу прошла дрожь, и я задохнулась пронзительным счастьем. Слышать любимого, видеть его… просто быть рядом с ним!
— Я так соскучилась… — плюнув на робкие попытки разума остановить это безумие, я потянулась к тарухану и кончиками пальцев коснулась его тёплой щеки. — Хартад…
Он прерывисто вздохнул и закрыл глаза, накрывая мои пальцы широкой ладонью.
— Таша-а… — стон сорвался с его губ словно сам по себе. — Моё светлое чудо… Любимая…
И забыть бы обо всём, раствориться в чудном сне, но инстинкт самосохранения напомнил о недавней выжигающей душу тоске. Вопреки логике, невыразимое счастье прикосновения любимого, хоть и было мучительно приятно, вызывало острую, почти материальную боль в сердце. Неужели теперь лишь во сне… И, как ни хотелось молча и бездумно впитывать близость любимого, я не сдержала тихого стона:
— Не надо, пожалуйста… — прошептала, едва сдерживая неожиданно навернувшиеся на глаза слёзы. — Не говори так…
— Как «так»?
Я зажмурилась, поэтому короткий вопрос донёсся уже из темноты.
— Не называй меня любимой, — кусая губы, выдохнула прерывисто. — Это так больно! Наверное, зря ты мне снишься.
Несколько долгих секунд царила тишина, разбавляемая лишь стуком двух сердец. Он молчал, а я жадно и безрассудно пыталась отгородиться от доводов рассудка, подушечками пальцев впитывая тепло его щеки, пестуя ощущение близости тарухана, целительного для уже погибшего радужного чувства в самой глубине меня. Да, оно погибло, изъеденное кислотой разочарования, разорванное тоской в клочья, но, как ни парадоксально, даже лоскуты разорванных в мелкий бес крыльев тянулись к Хартаду.
— Почему это плохо? — едва слышно спросил мой зеленоглазый принц замороженным голосом. — И почему нельзя называть тебя любимой?
— Потому что ты любишь не меня, — всхлипнув, я обняла себя за плечи. — Мне нужно научиться жить с этим.
Через день — два искатели доберутся сюда. Сколько ни убеждаю себя, не могу принять того, что Хартад любит другую. Хочу и не могу! А мне ещё в глаза ему смотреть и врать, что не обижена и не схожу с ума от тоски… Как, если даже во сне до крика хочу прижаться к любимому? Как, если даже подсознание спорит с фактами?
— Я люблю тебя, — упрямо возразил тарухан и добавил с болью в непривычно ломком голосе: — Не плачь, родная. Никто в этом мире, да и сам мир, не стоит твоих слёз.
— Не надо… — чувствуя, как обжигающе горячие капли бегут по щекам, выдохнула умоляюще. — Не надо, пожалуйста…
— Хорошо. Ты только не плачь, — скользнул по лицу порывом ветра ответ, полный тоски. — Я уйду, если хочешь, только не надо слёз, Таша…
А мне стало так больно, так холодно…
Хартад
Моё хрупкое светлое чудо… Как же ты можешь так жестоко со мной? Зачем вновь и вновь рискуешь собой, заставляя моё сердце разрываться от тревоги, восхищения и гордости за тебя? Что я без тебя, моя маленькая Земная девочка? Лишь слепец в мире, лишённом красок и смысла.
Когда Таша уснула, я приблизился и положил голову на край кровати, рассматривая усталое личико. Ресницы полукружьями невесомой нежности лежали на округлых щеках. Чуть приоткрытые мягкие губы завораживали и манили.
Смотреть и не сметь прикоснуться — пытка, но и не смотреть я не мог. Обострённое обоняние зверя отчётливо ловило аромат до боли желанного тела, заставляя всё внутри дрожать от восторга быть рядом, и в то же время стонать от почти невыносимого желания сжать любимую в тесных объятьях. Увы, пока это желание было неосуществимо. Очень надеюсь, лишь «пока».
Прерывисто вздохнув, я отодвинулся и потряс головой. Я здесь не для того, чтобы сходить с ума! Нужно защитить любимую. И так чуть не опоздал. Моё чудо раз от раза подставляется под удар ради кого ни попадя. Теперь вот вампиры… Да ещё с претензиями некоторых на место подле Хранительницы!
Вспомнив про рыжего нахала, я с трудом подавил рык. Перед инкубом у Лея лишь одно преимущество — вампир явно не собирался принуждать Ташу к чему бы то ни было, и защищал даже от своих. Да, тому есть свои причины, но это не так важно. Пока он не представляет опасности для любимой, пусть живёт. Я размял плечи и ещё раз осмотрелся. Стены и двери — это хорошо, но не здесь. Вампиры — есть вампиры. Лучше перестраховаться.
Глянув на Ташу, убедился, что её сон крепок, и потянулся к своей истинной сути. Тело, наполненное магией до кончиков ногтей, послушно подчинилось приказу, и через миг я уже стоял на ногах, а не лапах.