• Находясь рядом со скорбящими людьми, вы можете заметить, что иногда испытываете странные чувства. Дело не только в том, что нам трудно видеть страдания любимого человека, но и в том, что мы либо сознательно, либо подсознательно знаем, что родились со скорбью, и что, скорее всего, в будущем мы тоже станем ее жертвой. Так что вполне естественно, что вам в голову приходит пугающая мысль: «В следующий раз это могу быть я». Если вы можете подняться над этим страхом и предложить свою поддержку в надежде, что вас тоже поддержат, когда придет ваша очередь, замечательно. Но если вы не можете этого сделать, если скорбь других вызывает у вас такой дискомфорт, грусть или страх, что вы не можете скрыть свои эмоции в присутствии скорбящего человека, дайте им каким-то образом понять, что вы мысленно с ними, и удалитесь. Если вы поставите дорогого вам человека, страдающего от скорби, в положение, когда ему придется утешать вас, вы совершите один из худших поступков по отношению к нему. Если вы подозреваете, что скорбящий человек нуждается в квалифицированной помощи или хочет ее получить — от священника, раввина, врача, психолога, психоаналитика или группы поддержки, — найдите несколько надежных источников такой помощи и поговорите с ними еще до того, как затронуть эту тему в разговоре с любимым человеком. Не забывайте: вы имеете дело с тем, кто пребывает в режиме выживания, кто выполняет самые основные функции просто автоматически. Если вы заявите: «Тебе нужно найти знающего человека, с кем бы ты смог поговорить», для него это будет звучать так же нереально, как если бы вы сказали: «Сегодня такой хороший день. Почему бы тебе не пробежаться на вершину Эвереста?» Но ведь вы можете сказать и так: «Вот имена и телефонные номера нескольких людей, которые готовы помочь, если тебе это нужно». Ему будет гораздо легче поднять трубку телефона и набрать соответствующий номер. Помните: это должно быть его решение, а не ваше. Поверьте тому, кто почти полвека работает с клиентами, страдающими от скорби: Совершенно нормально, если вначале они не проявляют особого энтузиазма или настроены скептически. И, хотя вам, возможно, придется вести их за руку к кабинету психолога, настоящую пользу они смогут получить только тогда, когда перешагнут его порог по собственному желанию.
Конечно, ехать на темной лошади скорби с тем, кого любишь, нелегко. Но, к сожалению, вы почти наверняка окажетесь в такой ситуации. И, что еще печальнее, вы сами рано или поздно можете стать скорбящим любимым человеком, и тот, кто прошел через это, согласится со мной, что это самое трудное испытание.
Как я уже говорила, иногда люди удивляются, что мне знакома скорбь, ведь я, по их мнению, должна обладать достаточной духовностью и быть достаточно сильным медиумом, чтобы знать все о природе скорби. Значит ли моя скорбь, что где-то втайне я сомневаюсь в существовании Другой Стороны и в бессмертии нашего духа? Ничего подобного. Я не просто верю, я знаю эти простые и священные истины. Даже в самые черные часы моя вера не ослабевает ни на секунду. Что касается моего психического дара, то за свою жизнь я действительно видела и слышала тысячи и тысячи духов и ангелов, и это будет продолжаться до того самого дня, когда я отправлюсь Домой, чтобы снова жить среди них. Я совершила множество астральных путешествий на Другую Сторону и помогла огромному количеству клиентов проделать то же самое, так что я могу утверждать, что она не менее реальна, чем Земля, на которой мы сейчас живем. И даже более реальна.
Не заблуждайтесь на мой счет: когда меня охватывает скорбь, я ни минуты не скорблю о дорогом человеке, которого я потеряла. Я скорблю о себе. Я скорблю потому, что мне не хватает отца, бабушки Ады и моих драгоценных друзей. И когда я хочу, чтобы они были здесь, со мной, несмотря на все имеющиеся у меня неопровержимые доказательства того, что они живы и здоровы, это просто мой эгоизм.
Хотя от Дома нас отделяют всего лишь три коротких фута, о чем я расскажу вам в главе «Контакт с Другой Стороной», Земля и Дом — это два разных измерения, энергия которых вибрирует с разной частотой, и частота вибрации на Другой Стороне намного выше, чем в нашем мире. Подобно большинству медиумов, я родилась со способностью воспринимать более высокие вибрации. Я могу видеть и слышать сущностей из других измерений. Это могут быть призраки, которые покинули земной план, но не завершили переход на Другую Сторону, или же намного более развитые духи, которые этот переход завершили. Я никогда не вела подсчет, но могу с уверенностью предположить, что за шестьдесят четыре года моей земной жизни я встречалась и общалась с сотнями тысяч духов и с тысячами «нормальных» клиентов, у которых был контакт с духами из других измерений.
Если бы скорбь возникала только из-за беспокойства о том, живы ли и счастливы ли дорогие нам люди после физической смерти, я бы радовалась на каждых похоронах. Меня заставляет грустить разница в физике наших измерений. Духи, которых я вижу, — это не те плотные, связанные силой тяжести тела, в которых мы живем на земле. Их речь — это трели высоких быстро сменяющихся звуков, к тому же слова искажаются при переходе с одного уровня вибрации на другой. Я счастлива, что с тех пор, как мой отец ушел Домой, я видела и слышала его много раз. Я с трепетом замечаю те сигналы, которые он посылает мне, начиная с легкого запаха его любимого вишневого трубочного табака и заканчивая звуками подаренной им музыкальной шкатулки, которая всегда начинает играть в нужный момент, хотя я не заводила ее уже по крайней мере лет двадцать. Но я бы солгала, если бы сказала, что эти знаки его присутствия могут заменить мне отца и что мне не хочется, чтобы прямо сейчас он вошел в комнату, обнял меня своими сильными руками и своим мягким баритоном рассказал мне смешную историю — он умел рассмешить меня, как никто другой. Я поступаю эгоистично и неблагодарно, но на самом деле я скорблю потому, что он на Другой Стороне, что он счастлив, здоров, замечательно проводит время и даже не скучает обо мне, потому что знает, что я буду с ним через одну или две минуты, а я тут проживаю свой собственный план и пытаюсь как можно лучше использовать те долгие тридцать лет, которые отделяют меня от нашей с ним встречи в другом измерении.
Меня всегда поражало, что, когда я пишу книгу. мои клиенты словно знают, над какой темой я работаю в го или иное время, и вносят свой посильный вклад в создание книги. Когда я писала эту главу, две не знакомые друг с другом скорбящие семьи поделились со мной замечательными историями, которые тем больше тронули меня, что эти люди считали себя самыми обыкновенными, и к тому же в обоих случаях речь шла о детях.
Возможно, вы уже встречали Уильяма и его дочь Эйми, так как они вместе со мной принимали участие в шоу Монтела Уильямса. Когда Эйми и ее сестре-близнецу было по три года, у последней обнаружили опухоль мозга. Она умерла, когда ей было шесть лет, и Эйми, сейчас уже молодая женщина, с тех пор не раз общалась с духом любимой сестры. Однако меня гораздо больше удивило то, что произошло с Уильямом, так как это сравнительно редкое явление. Уильям — приятный, вежливый и скромный человек, который, несомненно, не настолько жаждет общественного внимания, чтобы выдумать захватывающую историю с единственной целью — попасть на телевидение. Он боялся, что я сочту его сумасшедшим, словно я в праве считать хоть кого-либо сумасшедшим. Уильям рассказал мне, что в тот момент, когда шестилетняя сестра Эйми «умирала» в больнице, он был в палате один и находился на расстоянии одного-двух футов от ее кровати. Ему посчастливилось на самом деле увидеть, как ее дух, похожий на легкий туман, покидает тело. Я помню его слова о том, что, снова взглянув на ее тело, он знал, что оно пусто, что это просто транспортное средство, которое его дочь использовала во время своего краткого пребывания на Земле. Ему не нужно было мое подтверждение реальности того, что с ним произошло. Он даже не просил меня ни о чем. Он всего лишь хотел, чтобы я и зрители услышали восхитительную новость о том, что его ребенок не умер. Он видел своими собственными глазами, что его дочь все еще жива. Даже через пятнадцать лет после происшедшего, когда он рассказывал мне об этом необычайном случае, в его голосе по-прежнему звучали и радость, и скорбь. Но скорбь о дочери после такого чуда? Ничего подобного.