Стрелки часов медленно приближались к полуночи.
– Ну, давай уже, выходи, – негромко процедил протодьякон сквозь зубы.
– Он может и не выйти, – в очередной раз напомнил Дрын, будто чувствовал себя в чем-то виноватым и заранее оправдывался. – Не каждую ночь…
– Выйдет, – уверенно возразил Пантелеймон. – Хребтом чую. И это как-то связано с тем, что я здесь…
– Думаешь? Он мог бы прибить тебя, пока ты кемарил в его хате.
– Значит, не стояла такая задача… Тихо! Видишь? Вон там…
Дрын осторожно высунулся в окно.
– Точно, это он. Гляди-ка – не подвел, выполз… Упырь хренов…
– Сразу и упырь?
– А кто еще?
– Он, вроде бы, тебя не трогал пока.
– Еще не хватало… пусть попробует только!
Боевой настрой Дрына казался ненатуральным. Тем более что в следующую минуту он не выдержал:
– Чего ты тянешь? Стреляй его! Серебряной пулей…
Из головы Дрына начисто вылетели недавние разглагольствования о бесполезности серебра ввиду неэффективности осинового кола.
– Погоди, успеется. Я посмотреть хочу.
Завораживающее поначалу зрелище спустя какое-то время обернулось занудным представлением.
Да, мертвец преспокойно вышагивал по улице! Он двигался неторопливо, держался прямо, смотрел вперед незрячими глазами. Макарыч был окутан дымкой, испускавшей слабое голубоватое свечение. Свет не касался ни дороги, ни чего другого – он был сам по себе, целиком и полностью принадлежа покойнику. Зомби прошествовал мимо избы Дрына, не повернув головы, и начал медленно удаляться по направлению к околице.
– Что, и все? – разочарованно прошептал протодьякон.
– Как обычно, – тоже шепотом ответил хозяин. – Бродит и нагоняет тоску. По мне так достаточно.
– Не вижу смысла, – пробормотал Пантелеймон, прилаживая глушитель. – Если только…
Дрын вопросительно взглянул на него.
– Если только его не сделали особым биологическим устройством для сбора и передачи сведений. Парабиологическим, – уточнил Пантелеймон.
Рыбак засопел:
– Больно умно сказываешь. Я таких слов не знаю. Пара… как ты сказал?
– Это по-сибирски, – подмигнул ему протодьякон. – Будем сидеть и ждать. Он как обычно – покидает деревню или проходит и сразу возвращается?
– Не знаю, как всегда, но на моих глазах ни разу не уходил. Сейчас должен обратно двинуться…
– Поглядим.
Все вышло по слову Дрына: вскорости светящееся облако нарисовалось справа: мертвец возвращался. Протодьякон в раздумье поскреб небритый подбородок.
– Другого объяснения не вижу, – пробурчал он себе под нос. – Зачем, скажи на милость, ему просто так шляться? Он собирает информацию, шпионит. Как спутник. Сейчас от него исходят сигналы, только неведомо, кто их принимает.
– А может быть, и хуже, – возразил Дрын. – Может быть, от него какие-нибудь лучи идут, вредные. Идет и обрабатывает честных людей. А они меняются и сами не замечают. Я читал, что есть такое оружие.
– Не слыхал о таком, а я ведь в некотором роде специалист, – сказал Челобитных. – Не думаю. Психотронное оружие – в значительной степени миф. Крошкино – своего рода ворота, через которые всяк желающий проходит в Зуевку. Вот и поставили засаду, сторожа, одним словом. Будь у него способности, о которых ты говоришь, то что же тогда должен уметь его господин?! Такому Макарыч был бы и вовсе ни к чему. С подобным умением можно весь мир завоевать. Нет, тут что-то более затейливое закручено.
– А если он в силу еще не вошел?
– Ну разве что… Посмотрим.
Наблюдая за перемещениями Макарыча, Пантелеймон невольно расслабился. Ничего не происходило, однако пора было принимать решение. И оно было принято одновременно с Ликтором, который в эту минуту спускался в подпол за бензином.
– Три часа! – удивленно и негромко воскликнул протодьякон. – Со временем у вас что-то и впрямь неладно… Ну, приступим. Вязать и допрашивать эту тварь бесполезно, а оставлять на свободе – нежелательно. Будем действовать старым и грубым методом: изымем фактор и поглядим, что сделается без него. Примитивно, но иногда работает. Сиди здесь, не ходи за мной…
Этого он мог бы и не говорить, Дрын вовсе не собирался за ним следовать. Пантелеймон дослал патрон, щелкнул предохранителем и вышел из избы.
Липкая ночь набросилась на него, на лбу вдруг выступила испарина, глаза зачесались, губы ощутили на себе незримую мерзкую паутину. Что-то больное, дьявольское подчиняло себе среду, изменяло ее, и вряд ли это делал Макарыч – впрочем, сейчас это выяснится.
Зомби приближался слева; протодьякон шагнул на дорогу и заступил ему путь. Макарыч надвигался на него с равнодушием робота.