Крещение темной магией, холодным железом и кровью.
Но Малахия давно покинул то место; он стал чем-то большим, чем-то великим. Или все-таки нет. Не совсем. Он все еще был тем мальчиком, растерянным, испуганным и неуверенным, но теперь в его распоряжении оказалась огромная сила, которую можно было извратить и направить против него самого.
Его позвоночник хрустнул. Тяжесть крыльев давила на плечи, и он пытался остановить изменения, ведь когда-то мог их контролировать. Когда-то он мог подчинить их своей воле. Почему теперь все было иначе? Его ноги изогнулись, а сквозь кожу начали прорываться железные шипы. Постепенно он начал терять сознание. С каждой секундой он все больше и больше терял остатки своей человечности.
5
Серефин Мелески
«Брат и сестра, выросшие в заброшенном монастыре посреди глухого леса, Своятов Климент и Своятова Фрося Лещуковы, проникли в ряды транавийских солдат, но были пойманы и замучены еретиками».
Серефин не мог понять, как они попали на юг. Он помнил практически все, что происходило после того, как они вышли из леса. Да, события нескольких дней были затуманены лихорадкой, но когда они успели уйти так далеко?
– Лес выплюнул нас близко к своей границе, – объяснил Кацпер и пожал плечами, давая понять, что не собирается размышлять на эту тему и просто благодарен за то, что лес вообще позволил им уйти живыми.
Но Серефин хотел разобраться в произошедшем. Многое изменилось, а кое-что осталось прежним. Ему казалось, что он просто отсрочил неизбежное. Вырвав свой глаз, он, возможно, разорвал связь с безымянным голосом, но что насчет Велеса?
«Это правда. Твой поступок привел меня в замешательство».
Серефин старался не реагировать на возвращение этого пронзительного голоса, который он так ненавидел. Как и прежде, по его телу пробежала дрожь.
«Неужели от тебя никак нельзя избавиться?»
Он сделал все возможное, только этого оказалось недостаточно. Его все еще преследовало всезнающее калязинское божество.
«О нет, ты преуспел. Связи оборваны, контроль потерян – все это и даже больше. Ты свободен, маленький транавиец! Но те, кто хоть раз услышал мой голос, будут слышать его до самой смерти».
Это немного успокоило Серефина. Все могло быть намного хуже, и, тем не менее, сложившаяся ситуация вряд ли походила на идеальную.
«Больше никаких видений?»
«Никаких видений. Разве они тебе не нравились? Мне казалось, это забавно. Я так долго скучал один, в полной темноте. Жаль, что ты не захотел принимать участия в моих играх. Знаешь, совсем не обязательно было вырывать себе глаз».
Серефин не разделял этого мнения. Он не хотел подчиняться воле бога, который мог физически контролировать его тело, как Чирног, или извратить его разум и протащить через весь континент, как Велес. Он отказывался жить по прихоти каких-либо богов. И, пусть у него остался всего один глаз, оно того стоило.
«Что тут сказать, Чирног… он такой, какой есть».
Серефин вздрогнул, услышав это имя. Он не хотел вспоминать, каково это – терять контроль над собой.
«Но ведь ты не можешь делать так же, как он?»
«О нет, больше не могу. Да и не хочу! Разве я не само очарование?»
«Он заставил меня убить моего брата».
«Ты и так собирался это сделать», – заметил Велес.
Серефин с трудом удержался от того, чтобы не вздрогнуть. Да, он планировал убить Малахию. Его брат был непредсказуемым и не внушал доверия, поэтому кто-то должен был разобраться с ним раз и навсегда. Но на самом деле Серефин не хотел решать этот вопрос таким способом. Он и так потерял слишком много. Мало того что на его руках была кровь отца, теперь он запятнал себя еще и кровью своего брата.
Как ему жить с этим?
Как он будет смотреть в глаза своей матери, если, конечно, доберется до Транавии?
Серефин не знал, как рассказать, что сын, которого она потеряла из-за Стервятников, мог вернуться к ней. Малахия стоял перед ним на вершине горы, испуганный, залитый слезами и готовый вернуться домой. И Серефин убил его. Он не мог признаться в этом своей матери. Он едва мог признаться в этом самому себе. Может быть, со смертью Малахии в мир вернулся хоть какой-то порядок, но этого было недостаточно, чтобы облегчить терзания Серефина. Даже осознание того, что Малахия приложил руку к его смерти, не помогало избавиться от чувства вины.
– Серефин?
Он чуть не подпрыгнул от неожиданности.
– Что?
Кацпер окинул его внимательным взглядом, стараясь казаться расслабленным и беспечным, но ему плохо давалось притворство. Он волновался.