Между храмом и беседкой находилась зеркальная пирамида, на верху которой блистало имя императрицы. Рядом стояли другие, меньшие по размеру пирамиды, на которых фиолетовыми и зелеными огнями горели наши с Костей вензеля.
Играла прекрасная музыка, в парке отдельно, во дворце — отдельно; были устроены танцы, где мы с Константином вели первые пары. Мне надлежало пригласить Санечку Браницкую, одну из фрейлин императрицы, и, между прочим, племянницу Потёмкина; но у меня были свои мысли на сей счёт.
Всем хорош праздник Потёмкина, только нет здесь главного виновника и героя торжеств — Суворова Александра Васильевича. Ещё за несколько дней до праздника, 25 апреля, получил он от Потемкина повеление Государыни — объехать Финляндию до самой шведской границы, с целью проектировать систему пограничных укреплений. Суворов поехал с охотой, чтобы только избавиться от своего бездействия; край был ему несколько знаком, так как 17 лет назад он уже объезжал шведскую границу, хотя теперешняя задача представлялась много сложнее. И вот, в то время, как суровою финляндскою весною разъезжает он на таратайке (а кое-где ещё в санях) по диким захолустьям русско-шведской границы, вынося лишения, которых военный человек высокого положения не ведает и в военное время, Потемкин утопал тут в роскоши и упивался своею славою. Нет, конечно, не один Суворов выиграл Турецкую компанию, но всё же он должен быть сейчас здесь, а не там.
Уж я не знаю, что там не поделили Суворов с Потёмкиным, но победитель Рымника и Измаила должен был быть здесь, и всем следует об этом напомнить!
Быстро пройдя к группе камер-фрейлин, я отыскал взглядом дочь Суворова и, как положено, поклонился ей.
— Мадмуазель, не соблаговолите ли танцевать со мною полонез? Льщу себе надеждою быть осчастливленным вашим согласием!
Та вспыхнула, страшно смутилась от такого внимания и, конечно же, испугалась, не приключилось бы ей от этого немилости императрицы. К нам с выражением ужаса на лице уже спешил хореограф Пик, отвечавший за постановку танцев.
— Ваше высочество! Всё же отрепетировано! — приблизившись, отчаянным шёпотом прокричал он.
— Всё замечательно, мосье Шарль. Всё будет отлично!
Наташа стояла рядом, не жива не мертва. Я постарался ободрить её улыбкой; наконец, справившись с волнением, она склонилась в положенном в этом случае реверансе и приняла мою руку. Мы вышли на середину круглой залы, привлекая всеобщие взгляды, встав в исходную позицию: я заложил левую руку за спину, Наташа отставила правую руку в сторону; сбоку от нас встал Константин с Варварой Голицыной — другой племянницей Потёмкина. Мы подождали, когда другие пары выстроятся за нами; я ободряюще слегка пожал Наташины пальцы в длинной обтягивающей лайковой перчатке. Всё ещё смущённая нежданным всеобщим вниманием, она наконец-то подняла на меня глаза; робкая улыбка постепенно расцвела на её милом личике.
Загремели фанфары, вступил хор, и начался полонез — несложный, очень манерный и степенный танец. Как первая пара, мы задавали движения, которые затем повторялись всей колонной следовавших за нами танцующих. Начав танец в зале, мы через раскрытые двери проследовали в сад, где оркестр с идеальною точностию повторял музыку. Гости переходили из зала в сад и обратно, исполняя одну за другой фигуры полонеза — променад, колонна, поперечина, траверсе, фонтан, веер… Танец этот торжественный и при этом непринуждённый: можно уходить в другие комнаты, в сад, разговаривать с партнёршей, чем все непременно пользовались. Впрочем, сейчас это было затруднительно: музыка то и дело прерывалась литаврами, а многоголосый хор покрывал говор зала, впервые исполняя песню, на десятилетия назначенную служить гимном Российской империи:
Гром победы, раздавайся,
Веселися, славный росс,
Звучной славой украшайся,
Магомеда ты потрёс.
Славься сим, Екатерина,
Славься, нежная к нам мать!
Все гости были в восторге. Константин Павлович, как я смог заметить, аж прослезился, и вынужден был прямо в танце достать платочек! Что касается моей визави, она оказалась столь же находчива в свете, как ее отец — на поле боя. После первых же па, совершенно успокоившись, она лишь изящно и точно повторяла движения танца; вскоре её живое личико раскраснелось и лёгкая улыбка заиграла на устах.
Тем временем польский танец сменился контрдансом. Это был эксперимент мосье де Ла-Пика — включить в степенный полонез озорные вставки английского народного танца. Зазвучала простецкая музыка, заставившая меня вспомнить первый фильм «Властелин Колец» с деревенскими плясками хоббитов, и мы, из огромной «змеи» выстроившись в кружки по 8 пар, старательно изображали веселье европейских поселян, что выглядело забавно, учитывая, что танцевавшие несли на себе бриллиантов на добрых десять миллионов рублей. Наташа раскраснелась и, задорно потряхивая кудряшками на висках, вертелась и подпрыгивала ничуть не хуже других.
Музыка вновь сменилась, вернувшись к полонезу, и постепенно мы вернулись в главную залу. Тут нас ждала уже новая картина: посреди сада появился золочёный механический слон, задиравший хобот и трубивший на потеху гостям. Тут сидевший на нём «персиянин» ударил в гонг, и начались театральные представления. Не отходивший от императрицы Потёмкин сложился вдвое:
— Ваше императорское величество, государыня всероссийская, прошу посетить чертоги Мельпомены и Талии!
Уже был готов театральный помост, открылся занавес. Сцена осветилась лучезарным солнцем, в центре которого в лавровом венке светился вензель Императрицы. Сначала выступили танцовщики, представлявшие поселянок и поселян. Танцуя под музыку и пение, они то и дело воздевали руки к сему светилу, что, на мой вкус, было уже чересчур. Затем последовала французская комедия, потом балет, изображавший смирнинского купца, торгующего невольниками всех народов. В оригинальном виде среди его товара имелись и «московиты», но в версии князя Потёмкина, наших соотечественников на турецком базаре больше не было.
— Какая перемена политическаго нашего состояния! — бурно восхищался высокий господин, в коем я с удивлением узнал ни кого иного, как господина Державина.
— Давно ли Украина и низовые места подвержены были непрестанным набегам хищных орд? О, сколь приятно напоминание минувших напастей, когда оне прошли, как страшный сон! Теперь мы наслаждаемся в пресветлых торжествах благоденствием. О потомство! ведай: все сие есть творение духа Екатерины!
Наконец представления кончены, и мы прошли прогуляться в сад. Огромный парк Таврического дворца, весь освещённый разноцветными лампадами и фонарями, освещавшие даже кроны деревьев. По парковым прудам шла флотилия судов, освещенных и украшенных флагам. Разноцветные фонари в кронах деревьев, склонившихся над прудами, отбрасывали на водную гладь зелёные и красные отсветы. Гости прогуливавшись по аллеям, толкуя о богатстве праздника и щедрости хозяина. Конечно, основная часть гостей толпилась вокруг императрицы, будто ком пчёл вокруг матки.
Наконец, Потёмкин простил нас вернуться во дворец. Оказалось, пока мы прогуливались здесь, на том месте, где только что были балет и театр, уже накрыли столы: на 600 человек сидячих мест, и еще множество столов расставлено вдоль стен для закуски «а ля фуршет».
Нас с Константином усадили, можно сказать, за главный стол прямо в театральной зале. На белоснежных камчовых скатертях блистали золотые подсвечники и серебряная посуда. Все столы были освещены шарами из белого и цветного стекла, в других гостиных дворца были сервированы столы посудой из лучшего серебра и фарфора. Официанты, одетые в придворные ливреи и ливреи Потемкина, разносили изысканные угощения гостям.
Наконец, поднявшись из-за стола, императрица, наскоро переговорив с несколькими вельможами, слушавшими её, как всегда, в почтительном полупоклоне, велела подать карету. Мы с Константином, камер-фрейлины, и непременный Платоша Зубов тоже поднялись, как вдруг нежное пение детских голосов, сопровождаемое глубоким органным звучанием, нисходящее с верхних хоров, прикрытых освещенными изнутри разноцветного стекла вазами.