— Ну, прежде всего надо делать всё возможное, чтобы Королевский флот прекратил своё существование. Только тогда можно будет рассчитывать на успех. Иначе Англии не составит труда отрезать вас от всех дружественных стран и удушить, как это всегда и происходило!
— Но, как вы заметили, у нас нет флота и никогда его не будет. Мы бедны!
— Когда у вас нет оружия для борьбы — используйте то, что есть в наличии!
— Что Ваше Величество имеет в виду?
— У короля Георга нет ни одного корабля, на котором не служил бы ирландец. Достаточно щелкнуть огнивом, чтобы стопушечный линкор превратился в кучу пепла!
— Ваше величество, вы говорите про поджог?
— Именно. Сделать это надо одновременно на всех кораблях. Назначьте день и час, и прикажите поджечь корабли одновременно. Несколько лет назад поляки устроили нечто подобное, когда в один день напали на наши войска, находившиеся в это время на молитве. Надо сказать, что поначалу им сопутствовал успех… Сделайте то же самое. Назначьте день, проинструктируйте людей, пообещайте щедрое вознаграждение — полагаю, тысячи фунтов будет достаточно. На флоте всегда много недовольных — так воспользуйтесь этим!
— Как это сделать?
— Как поджечь корабль? Если нет доступа к крюйт-камере, то лучше всего пересыпать порохом запасы парусины и поджечь. Но этого недостаточно: у англичан огромные верфи, они способны в короткое время производить гигантское количество кораблей. Надо уничтожить корабли, находящиеся в процессе постройки, лесные склады, запасы такелажа и парусины, канатные мануфактуры; разжечь волнения среди матросов и мастеровых; поразить все звенья производственной цепочки. Это непростое дело, вам понадобится тщательное планирование каждой акции, много средств и толковых, верных людей. Объясните это в Париже; пусть выделят вам деньги. С планированием операция мы вам поможем. Но вот людей вам придётся найти самостоятельно, и здесь организация, насчитывающая 300 тысяч членов, вам не поможет.
— Почему же? — быстро спросил Тон, слушавший до этого очень внимательно.
— Такое многочисленное «тайное общество» подобно дырявому ведру: все сведения рано или поздно утекают к английским агентам. Нет, для серьёзных акций вам необходима совершенно тайное, глубоко законспирированное братство, о деятельности которого не будет известно даже руководителям «Объединённых ирландцев». Займитесь этим сами, и исключительно из-за границы. В Ирландии вам появляться нельзя!
— Почему же? — снова спросил Тон, с возрастающим изумлением глядя на меня.
— Если вас помают, то пыткой смогут выведать сведения о тайном обществе; это недопустимо, поскольку оно должно будет действовать даже и после восстания, чем бы оно ни кончилось! Также будьте готовы, что для победы вам придётся делать очень нелицеприятные вещи, о которых лучше никому не знать. Поджоги, убийства, террор, подрывы и многое, многое другое — всё это должно остаться тайной. Нет такого морального принципа, который вам нельзя было бы переступить ради ослабления мощи Британии! Только после этого вам следует прибегнуть к помощи французского и голландского флотов, которые будут громить транспорты, подвозящие в Ирландию подкрепления для английской армии; и тогда вы сможете победить! Это потребует времени: поэтому я бы вам рекомендовал отложить восстание на следующий год.
Тон задумчиво покачал головой.
— не думаю, что это возможно. В сущности, восстание во многих местностях уже началось, а репрессии уже достигли такой степени и размеров, что терпеть это уже просто невозможно! Теперь в Ирландии установилась самая отвратительная тирания, под какой когда-либо стонала нация: в моей стране нет ни одного человека, которого нельзя было бы выхватить из его дома в любой час дня и ночи, подвергнуть заточению, и обращаться самым жестоким и оскорбительным образом, причем он вовсе не знал бы даже, в каком преступлении он обвиняется и из какого источника вышло донесение против него. Я знаю примеры, когда люди в Ирландии ставятся на острые столбики, пока не лишатся чувств; когда они приходят в сознание, их снова ставят, пока они не падают вторично; и все это, чтобы исторгнуть от пытаемых страдальцев признание либо в их собственной виновности, либо в виновности их ближних. Людей подвергают полуповешению, а потом полузадушенных возвращают к жизни, чтобы страхом повторения этого наказания заставить их признаться в преступлениях, в которых их обвиняют. Широчайшим образом применяется засекание до смерти, причем ни власти, ни исполнители не подвергаются никакой ответственности за то, что «исправительное» наказание, предпринятое ими, превращалось (будто бы случайно) в квалифицированную смертную казнь. Особенной свирепостью отличаются солдаты нетуземного происхождения, привезенные специально для усмирения из Англии. Солдатские постои кончаются убийствами хозяев, изнасилованием их жен и дочерей, разграблением имущества, а иногда с целью скрыть все эти злодейства — поджогами домов. Наши сторонники тоже начали убийства: иногда из засады, иногда же отряд инсургентов является в поместье и требует выдачи искомого лица под угрозой истребления всех остальных, и если выдача не происходила тотчас же, нападавшие приводят в исполнение свою угрозу. Необыкновенно участились убийства сыщиков, а также свидетелей, дававших показания в политических процессах в пользу обвинения, судей, известных своей суровостью, администраторов, проявлявших наибольшую активность. Англичане отвечают на такие нападения сжиганием домов, где приблизительно, по их расчету, могли укрыться убийцы, а иногда целых деревень, откуда они могли получить помощь. Мы доведены до последней крайности! Ирландцы готовы восстать, с моим руководством или без такового!
— Ну что же, это ваша страна и ваш выбор. Я советовал бы отложить дело; но если вы выступите, готов вас поддержать, поставив вам десять тысяч мушкетов и восемьдесят орудий. Это трофейное польское оружие, которое невозможно связать с Россией. Для обучения ваших канониров вам надо истребовать французских или голландских инструкторов.
— Но как мы доставим это оружие в Ирландию?
— Наши силы сделают это. И, по поводу, скажем так, «взаимных расчётов»: в обмен на наши услуги мне нужны будут гавани — две или три базы на побережье Ирландии для нашего флота. Вы согласны? Тогда предлагаю закрепить это письменно!
* — Карно — военный министр республиканской Франции.
Глава 10
Семейная жизнь не всегда радует нас конфетами и букетами; и последние несколько дней Наталья Александровна вела себя очень нервозно. Постоянно от неё следовали какие-то намёки в стиле «я тобою недовольна, а за что — догадайся сам». Это было так непохоже на неё, всегда разговорчивую и приветливую, что я просто терялся.
И вот опять: за завтраком она сидит мрачная, совершенно ничего не ест, и вдруг задаёт крайне странный вопрос:
— Я вижу на тебе красивый измайловский мундир… Ты теперь будешь носить его постоянно?
— Я шеф полка. Отчего же его мне не носить?
— Ну конечно! — гордо и мрачно отвечала супруга и демонстративно отвернулась.
Да что ты будешь делать!
— Наташенька, если ты из-за Жеребцовой, то объясняю ещё раз: она приходила ходатайствовать за брата Николая. Я ей, и вправду, кое — что обещал, но это конфиденциальная информация…
— Да плевать я хотела на Жеребцову! — вдруг рассердилась жена, да так, что вся покраснела. — Ты совершенно не слушаешь меня!
Я отставил от себя тарелку и кинул на стол салфетку из-за шеи.
— Ну вот теперь слушаю, и очень внимательно. Что у нас не так?
— Я хочу, чтобы ты дал мне зарок — никогда самому не участвовать в войне!
Гм. Вот тебе и раз. Никогда бы не догадался, что речь пойдёт об этаком предмете!
— Как это странно! Ты же дочь генерала, неужели тебе так это невыносимо?
— Даже более, чем ты можешь себе представить! С детства я видела, как военная служба разлучает моих родителей. Я знаю, как много мой отец воевал, сколько раз он был ранен. Это ужасное чувство — знать, что в любой момент можешь потерять самого близкого человека! Я прожила с ним с младых ногтей и до сих пор, и не могу вынести мысли, что это предстоит мне до самой смерти!