* — «инкруаябль»- «невероятные».
Глава 4
Начал я с созыва Совета при высочайшем дворе, назначив его буквально на следующий день после смерти государыни. Встревоженные вельможи стали собираться уже загодя, и одним из первых приехал мой старый враг, Александр Андреевич Безбородко.
Казалось бы, невелик шаг от цесаревича до императора. Малейшая случайность в любой момент может оборвать жизнь пожилого человека на троне, и вот, ты уже облечён безграничной властью. Но, всё же, различие огромно.
Наследник престола, как не крути, это кандидат, полностью зависящий от воли иного лица. Кто знает, как оно ещё обернётся — может быть, случится то же, что и с несчастным Павлом Петровичем, обречённым доживать жизнь в нищей Финляндии! А уже когда твой предшественник почил в Бозе, и все уже приносят присягу и порываются целовать руку — вот это уже совсем другое дело!
Так что Граф Безбородко, когда-то имевший смелость выступить против воли императрицы, желавшей моего назначения наследником престола, теперь был сама любезность и предупредительность.
— Ваше Императорское Величество! Прежде всего, позвольте выразить вам самые наиглубочайшие верноподданнические чувства всемерной любви и уважения! Не могу слов найти, как счастлив я, четверть века прослужив августейшей бабке вашей, теперь иметь честь стоять рядом с ея царственным внуком!
Ну-ну. Старый чёрт, конечно, хитёр и изворотлив, как сам Сатана, но в дипломатических делах, прямо скажем, силён. Хочет служить — так пусть служит! Надо будет, конечно, крепко за ним присматривать… как, впрочем, и за всеми остальными.
— Александр Андреевич, я готов забыть всё, что было меж нами, и работать вместе на благо России. Полагаю, внешние сношения должны оставаться в вашем ведении!
Старик польщённо замолчал, аж зажмурившись от удовольствия; затем, однако же, продолжил совсем не так любезно, как можно было ожидать:
— Ваше Величество, прежде чем принять на себя столь высокую должность, прошу просветить меня на предмет новости, громом, поразившей и обе столицы, и всю державу нашу, и особливо — иностранныя дворы! Ужели весть о браке вашем с Натальей Александровной Суворовой и вправду справедлива?
И, задав этот, вроде бы невинный, вопрос, Александр Андреевич смотрит на меня с самым простодушным выражением лица.
Вот куда ты клонишь, хитрожопый сукин сын!
— Да, это так. Мне через две недели исполняется девятнадцать лет — возраст, вполне пристойный для брака. А что же в связи с этим вас беспокоит, драгоценнейший Александр Андреевич?
Безбородко округлил глаза, делая вид, что фраппирован донельзя.
— Но, как же так, Ваше Величество? Долг государя требует, чтоб брак его являл собой, прежде всего, политический акт! Честь государя взывает к союзу с равной себе персоной, из императорского или королевского правящего дома!
— Однако же супротив брака с принцессой Баденской вы, конечно, не возражали бы, хотя родители её — всего лишь маркграфы, да ещё и изгнанные с трона французскими войсками? Или против Марии-Терезии, дочери свергнутого французского короля? Кстати, они всё ещё едут в Петербург?
Александр Андреевич укоризненно сжал губы.
— Теперь они остановилися в Митаве, во дворце Платона Александровича, и отдыхают там после длинной дороги. Но, получив столь ужасающие вести, конечно же, семейство христианнейшего короля с отвращением повернёт обратно в Вену…
— Ну, передайте, что мне жаль. А вы, что же, действительно хотели бы, чтобы я женился на дочери изгнанного короля? Вот странная затея! Тем самым мы совершенно испортили бы отношения с Францией, поставив себя в положение обязанных воевать за одну из их партий, с совершенно непонятным результатом!
— Ваше Величество, неужели вы ищите большего в браке с дочерью вашего слуги, присягою обязанного повиноваться вам?
— Эээ, Александра Андреевич, Александра Андреевич… Несчастному императору Петру Фёдоровичу тоже ведь присягали, но это его не спасло! Нет, к присяге надобно добавить ещё и личный интерес — тогда присягнувшее лицо может почитаться действительно преданным мне. Почившая государыня прекрасно сие понимала, (тут Безбородко, соглашаясь со мною, любезнейше поклонился), и достигла тем впечатляющих результатов. И вот, представьте, Александр Васильевич Суворов, генерал-аншеф, увенчанный лаврами славнейших побед, уже мысленно видит внуков своих на троне; как вы думаете, что сделает он с теми, кто осмелится хотя бы мысленно посягнуть на мою власть? Полагаю, судьба этого безумца будет весьма незавидна… Кстати, попытка повредить здоровье Александра Васильевича тоже не будет состоятельна: граф Суворов окружён верными ему солдатами и офицерами; он ест из солдатского котла, его невозможно отравить. В общем, не знаю, что там можно было бы выторговать у свергнутого Людовика в приданное за его длинноносую дочь, а Наталья Александровна Суворова принесла с собою безграничную власть над бескрайними просторами Российской империи, любовь солдат и уважение офицеров трёхсоттысячной армии!
— Ах, Ваше Величество, но что же нам, вашим слугам, теперь со всем этим делать? Как объяснять произошедшее иностранным посланникам?
— Гм. Отчего же вы полагаете, что им надобно что-то пояснять?
Безбородко укоризненно покачал головой.
— Ваше Величество! Во всём мире существует некий установившийся порядок вещей! Монархи передают свою власть по наследству — от отца к сыну, а браки заключаются между равными по положению семействами. Всё иное — опасное якобинское своемыслие, несущее анархию и гибель!
— Граф, вы только что обозвали якобинцем Петра Первого, в зрелом возрасте выбравшего супругу по своему вкусу и усмотрению. Я уж не буду поминать римских цезарей, нередко отличавшихся чрезмерной свободой нравов… Понятное дело, они не были христианами. Но из более близких нам времён можно вспомнить, скажем, достославного английского монарха Эдуарда Четвёртого, своей волей и вопреки советчикам женившегося на дочери своего подданного — леди Элизабет Вудвилл, и правившего затем долго и вполне достойно. Полагаю, это не худшие примеры для подражания! Так что, дорогой граф, уведомите послов великих держав, что молодой император пошёл по стопам своего великого предка, Петра Первого, только и всего. Да, и в будущем новый монарх ещё множество раз обратится к духу и опыту этого успешного правителя!
Пока мы с графом Безбородко вели столь учёную беседу, члены Совета, наконец, собрались. Пришёл Воронцов, давно уже извещённый о грядущем восстановлении своего членства в Совете, генерал-прокурор Сената Самойлов, Завадовский, престарелый Остерман, назначенный недавно Ростопчин, отозванный из Франции граф Алексей Орлов. Явились секретари Совета: Василий Попов, Степан Стрекалов, пришёл мой личный статс-секретарь — юный Михаил Михайлович Сперанский. Я разыскал его ещё два года назад (человека с такой фамилией трудно не запомнить, а ещё сложнее не найти), но пока держал на второстепенных ролях, присматриваясь к нему и давая накопить опыта и знаний.
Ну, раз все в сборе, пора начинать.
— Господа, сегодня у нас первое заседание Совета, назначенное после понесённой нашей державой тяжелейшей утраты. Сегодня в три часа пополудни я выступаю с траурной речью в Сенате, где отдам должное заслугам предыдущего царствования, умолчав, конечно же, о его недостатках. Однако же, здесь и сейчас у нас прямо противоположная задача — вскрыть накопившиеся проблемы и обсудить пути их разрешения. Это не значит, что я критически настроен в отношении правления ныне почившей августейшей бабки своей, — совсем нет, тем более, что последние годы я принимал в этом правлении самое прямое и деятельное участие. Однако долг монарха требует от меня, отставив в сторону лавры, — о них мы помянем в торжественных речах для публики — заняться, прежде всего, разгребанием зарослей тёрна, за прошлые тридцать четыре года выросшего кое-где в тёмных углах. Как вы знаете, есть сферы, коих я ранее не касался: внешняя политика, финансы, состояние армии, управление губерниями, Сенат, Синод, образование, дела общественного призрения. Постепенно с вашей помощию я полагаю овладеть всеми браздами правления.