*«Vivere in sperando, morire in cacando» — Жить в надежде — умереть в говне (лат.)
Глава 3
В прошлой своей жизни к религии я всегда относился спокойно. Скажем прямо, и сейчас к рьяным верующим меня не отнести, хотя объяснить рациональными доводами вселение скромного молодого педагога в тело красавца-цесаревича явным образом невозможно. И всё-таки я часто манкировал посещением церкви, делая это лишь по крайней необходимости. Наташа же, воспитанная совершенно иным образом, не пропускала ни одной службы.
Вернувшись с заутрени, она подсела за стол, где я уже ожидал завтрак.
— Саша, на утренней службе я видела Александрин. Она очень интересуется, когда Николя вернётся из Персии? Они ведь новобрачные…
— Собственно, это зависит от бригадира Бонапарта! Как только возьмёт Тегеран и добьется выгодного мира — сразу же вернётся в Петербург!
— Но это же может быть так долго…
— Полагаешь, Николай Карлович долго провозится с персами? Не думаю!
— Но, может быть, всё-таки как-то…
— Ах, не беспокойся. Уверен, всё будет хорошо! — постарался я успокоить супругу, а через её посредство — и сестру, и невольно вспоминая события полугодичной давности…
Интерлюдия. *
Королевство Финляндия, Гельсингфорс, Королевский дворец Мариенхофф, 12 июля 1797 года.
Мария, королева Финнланда, в прошлом — София-Доротея Вюртембергская, разносила в детской гувернанток, даже не пытаясь скрыть раздражение. Десятая беременность на тридцать восьмом году жизни и так причиняла небывалый ранее дискомфорт; а тут ещё и эта удушающая летняя жара, и неисправность прислуги…
Боже всемогущий, как же тупы эти чухонки! Ну почему, почему мы не выписали гувернантку из Англии? С ними никогда не было никаких промашек! Ну так нет же — Его Величество то и дело охватывают приступы экономии; тогда король сам садится проверять счета, безжалостно вычёркивая все бесполезные, с ЕГО точки зрения, траты. И вот, пожалуйста — местные гувернантки умудрились простудить младших детей на прогулке. Летом. В жару! Donnerwetter!
И теперь у годовалого Ники и его двухлетней сестры Анны жар; они хныкают дуэтом, и, видимо, больше не от болезни, а робея от настроения матери. Хорошо хоть старшие девочки, Елена, Мария и Екатерина оказались здоровы и вели себя вполне спокойно…
Наконец, королева замолчала, досадливо морща губы. Конечно, орать на слуг — крайне неблагородное дело, и столь высокородным особам оно совсем не к лицу. Но нервы Марии Фёдоровны были уже сильно расшатаны постоянным недовольством так называемым «дворцом», бывшей резиденцией шведского губернатора, который даже на фоне Гатчинского дворца, не говоря уже о петербургских, выглядел откровенно убого. Да и вся эта нищая Финляндия, ещё при шведах сидевшая на дотациях, не шла ни в какое сравнение не то что с Российской Империей, а даже и ни с одной из её провинций. Сейм и Сенат цеплялись за каждый грош, и строительство новой королевской резиденции, начавшееся аж шесть лет назад на деньги, подаренные императрицею Екатериной, не было кончено и по сю пору… А всё потому, что дорогой супруг все, решительно все средства тянет на свою игрушечную армию! В итоге дети ютятся в одной комнате, ссорятся, мешают друг другу, а если заболевают — то сразу все вдруг!
Королева раздраженно хлопнула веером, уже не спасавшим от влажной финской духоты. И в этот момент со стороны покоев короля вдруг донеслись яростные вопли, треск и звон ломаемых и разбиваемых вещей. Похоже, король Павел был в настоящем бешенстве! О, Меin Gott! Этого ещё недоставало…
— Шарлотта, — обратилась королева к своей статс-даме и единственной близкой подруге Шарлотте фон Ливен, — будьте так любезны, узнайте, что там происходит!
Статс-дама отсутствовала недолго и вбежала в детскую, скандализированная донельзя:
— Ваше Величество, Государь в ужасной ярости крушит свой кабинет! Все лакеи в страхе разбежались!
Несмотря на жару, королева зябко поёжилась. Слишком хорошо ей было известно, каков король в гневе! Но делать-то нечего — обстановка кабинета тоже стоила денег, тех самых, которых не было уже многие годы.
— Надо узнать, что с ним случилось, — решилась, наконец, королева, направившись к кабинету супруга, откуда издали ещё доносились треск, грохот и жалобное дребезжание фарфора.
Покои короля были пустынны, придворные и слуги, давно и твёрдо усвоившие, что в эти моменты Павлу лучше не попадаться на глаза, все куда-то попрятались. Только гвардейцы из Русского полка, сопровождавшие Павла ещё с Гатчины, неизменно стояли на своих постах, делая королеве на караул.