— Ну что, голубок, отлетался? В тенеты попал? — спросил по конец один из халдеев, почти ласково потрепав губернатора по плечу. — Терпи теперь: Господь терпел, и нам велел!
И вот это-то неприкрытое хамство поразило Петра Алексеевича сильнее всего. Раз эти мужики, сермяги, ведут себя с ним, вельможей генерал-лейтенантского чина, кавалера двух орденов, таким образом, запанибрата — значит здесь он просто н и к т о, и случиться с ним может ч т о у г о д н о.
— Ладно, ступайте — произнёс вдруг чей-то властный металлический голос. — Я переговорю с задержанным.
«Задержанный». Вот так вот!
Пётр Алексеевич нисколько не сомневался в тмо, где именно он оказался и почему, но это знание совершенно не добавляло ему спокойствия. Мысли его метались, как крысы в садке:
«Раскрыли. Нас раскрыли. Определёно, кто-то всё выболтал. Но вот — кто?»
Тяжёлый овчинный дух исчез, и чья-то рука сдёрнула мешок с его головы. И Пётр Алексеевич зажмурился, тщетно спасая глаза. Ослепительно — яркий свет залил всё, казалось, проникая в мозг!
Металлический голос полковника Скалона прорезал холодный воздух подземелья.
— Скажите-ка, господин губернатор, вы знаете, что такое светит вам нынче в лицо?
— Где… где я? — робко спросил губернатор, щурясь от этого дского света.
— Отвечайте на вопрос; вы знаете, что это такое? — совершенно спокойно повторил тот же голос, только интонация его стала ещё более холодной.
Пален знал.
— Сие есть «Гефестов огонь», получаемый от электричества. Прошлый год освещали им ёлку на Дворцовой площади, а нынче — всю площадь, где народные гуляния будут… — дрожащим голосом произнёс он.
— Верно! — чуть смягчившись, произнёс голос, и луч прожектора отвернулся от лица губернатора куда-то в сторону.
Зрение восстанавливалось медленно. Сначала Пален увидел низкие своды, выложенные из огромных неотёсанных камней, на которые падал луч «Гефеста», затем с трудом разглядел ширму и стоящего рядом господина в тёмно-синем мундире с черным лацканом.
Имя этого человека произносили не иначе как шёпотом. Удивительно, как господин с от природы таким мягким выражением лица мог оказаться столь страшен!
Полковник Скалон. Будучи родом из Сибири, чужой и мало кому известный в Петербурге, он было абсолютно неподкупен, неуговариваем и бесстрашен; а ещё полковник способен был на такое, на что другой дворянин даже мыслями не решился бы посягнуть.
— Действительно, — немного более мягким тоном ответил полковник, — это чудо научной мысли есть электрический фонарь, называемый «гефестов огонь». Мне так нравится смотреть, как в его свете дети играют у елки на Дворцовой площади. Замечательное изобретение! А у вас есть дети, губернатор?
— Есть. Взрослые… — начиная недоумевать, ответил Пален.
— Ну что же, на один вопрос вы уже ответили вполне правдиво… — задумчиво проговорил Скалон, — а вот что насчёт остальных? Кто глава заговора против верховной власти, в коем вы состоите с двенадцатого сентября сего года?
— Я не… — начал было Пален, и тут же получил хлёсткий удар перчатками по лицу.
— Надо же. А всё так хорошо начиналось! Ладно, как говорит в подобных случаях Его Величество Александр Павлович, пойдём длинным путём. Убирайте!
При последних словах из-за спины Павла Алексеевича вдруг выскочила пара крепких ребят и быстро убрала стоявшую за спиною полковника ширму.
— Узнаёте? — холодно спросил Антон Антонович, направляя сноп света туда, где только что стояла ширма.
Пален всё ещё почти ничего не видел: перед глазами ещё стояло жёлто-зелёное зарево от яркого света прожектора. Но даже тогда ему хватило одного взгляда, чтобы понять — это Пётр и Фёдор. Его сыновья сидели спиной друг к другу, связанные, с завязанными глазами и кляпами. А рядом — укрытый куском парусины, стоял какой-то аппарат.
— Как видите, тут нет третьего, — спокойно пояснил Скалон. — Официально, как вы знаете, средний ваш сын, Павел, находится при Каспийской армии. А неофициально — он заключен в крепость Дербент, и ожидает там вашего решения. Вы сами определите его судьбу: если будете вести себя разумно — всё дело останется в тайне и разрешится к полному удовлетворению всех. А вот если вы станете упорствовать — увы! Пострадаете и вы, и ваши близкие!
— Неужели вы посмеете? — прохрипел Пётр Алексеевич.
— Разумеется! Слишком уж многое поставлено на карту, чтобы миндальничать. Вы сами знаете — полумеры ничего не стоят. Покажите-ка, ребята!
Подручные Скалона взялись за дело. Один из них откинул холст с непонятного устройства, и перед ним открылось здоровое, с аршин, колесо, принайтовленное на деревянный брус, снабжённый ременным приводом и педалями. Нечто подобное, помнится, мастерил господин Кулибин, дабы катать инвалидов… только это устройство было явно не для этого.