И вот двустворчатые двери распахнулись разом, и Беннигсен, Аргамаков, Ливен, другие генералы и полковники вошли блестящей толпою, в украшенных шитьём мундирах, лентах и орденах, гремя ботфортами и золочёными шпагами.
Офицеры немедленно встали из-за стола, вытянувшись перед старшими по званию.
— Доброго вечера, господа. Готовы ли офицеры пожертвовать жизнью за цесаревича Константина? — строгим голосом произнёс Леонтий Леонтьевич, сверху вниз оглядывая присутствующих.
— Точно так, господин генерал! — раздался нестройный гул пьяных голосов.
— Скоро выступаем. Будьте тверды, и мы преуспеем! — отчеканил ганноверец, сохраняя ледяное выражение лица.
— Будьте готовы действовать в интересах цесаревича! Виват, Константин! — поддержал речь генерал Талызин.
— Виват! Виват! — и весь длинный стол взорвался восторженными криками.
А о цареубийстве здесь не было сказано ни слова…
Через два часа в гвардейских и некоторых армейских полках началось скрытное, но активное движение. Началось всё с Семёновского полка. Унтер-офицеры обегали «светлицы» солдат, или входили в казармы, в тех полках, что успели получить жилища нового вида, и тихо, в пол-, а то и в четверть голоса поднимали полусонных солдат.
— Побудка! Вставай и стройся, только тихо!
То же самое происходило и в Преображенском полку, только с меньшими предосторожностями. Тут и там очень мало офицеров, пять или шесть на батальон, завербованные большей частью в последний момент или даже вовсе не причастные к заговору, сопровождали солдат. Последние пребывали в полном неведении относительно цели этого ночного выступления. Однако, так как некоторые из них выражали беспокойство, им сказали, что они идут на защиту императора, и они удовольствовались этим объяснением. Но не везде это получилось. Конные гвардейцы наотрез отказались идти куда-либо: господа офицеры разными остротами и прибаутками возбуждали солдат против императора, но не достигали цели. Подобно кавалергардам и гвардейским гусарам, нельзя было склонить и измайловцев.
Только Сенатский полк и два эскадрона улан выдвинулись к Каменному острову. А ведь задача этих войск исключительно ответственна! Они должны изолировать место предстоящей трагедии, предотвратить подход к Каменноостровскому дворцу какой-либо помощи императору, исключить его бегство, а в случае неудачи заговорщиков — прикрыть их отход. А между тем войск меньше, чем рассчитывалось, да и моральное состояние мятежных частей далеко от идеала.
Даже в Сенатском полку, основе мятежа, прямо в строю начались вдруг тихие солдатские разговоры: «Куды идем?» Из предосторожности офицерами разыгрывается небольшая комедия: солдатам намекают, что в городе «пожар», и адъютант Власов посылается якобы к коменданту — узнать точно, где и что горит. Власов, прогулявшись неподалеку, возвращается и сообщает:
— Пожар на Каменном острове, и комендант велел идти туда!
Большинство солдат верит; но когда батальон подходит всё ближе к месту назначения и никто не видит огня, то мысленно начинают искать другое объяснение…
В ночном строю офицеры осторожно намекают солдатам на близящееся «освобождение от тирана», говорят о надеждах на цесаревича Константина, о том, что «тяготы и строгости службы скоро прекратятся, и все пойдет иначе». Солдаты, однако, явно не в восторге: молчат, слушают угрюмо, в рядах слышится сдержанный ропот. Тогда подполковник князь Яшвиль прекращает толки и решительно командует:
— Полуоборот направо. Марш! — после чего войска вынуждены были машинально повиноваться его голосу.
Тем временем отряд из двух дюжин главных заговорщиков — из них половина вельможи, «командиры», другая половина младшие офицеры, «клинки», дошли до дверей прихожей императора, естественно, закрытой на засов.
— Отворите! В городе пожар! У нас срочное сообщение к императору! — отчетливо и громко прокричал Беннигсен.
Два швейцара-привратника открывают дверь в тамбур. Крики, минутное сопротивление… и вот заговорщики внутри. Швейцар Кириллов получает удар саблей по голове и падает, обливаясь кровью.
— Господа, не слишком ли это? — спросил генерал-лейтенант Талызин, с самого начала колебавшийся в вопросе об убийстве императора.
— Оставьте, генерал! Полумеры ничего не стоят. Дело идет о нас, ведь, ежели он спасется, мы пропали! Мы не дети, чтоб не понимать бедственных последствий, какие будет иметь наше ночное посещение Александра для России и для нас. Разве мы можем быть уверены, что он не последует примеру Анны Иоанновны?