Дорогой встретили мы команду рабочих, поправлявших дорогу. Способ, которым это делалось, меня поразил до глубины души. Они подтаскивали к дороге охапки прутьев — «фашинник», толстым слоем стелили их в грязь, а сверху засыпали песком! Что такое? Дураку же понятно, такой способ пригоден для временных военных дорог, но совершенно неприемлем при постройке постоянной трассы. Через год эти прутики совсем сгниют, и надо будет начинать сначала… или ездить, как есть. И это вот всё творится прямо под Петербургом, столичным городом, совсем рядом с которым имеются буквально горы гранита и других горных пород! Что же творится в провинции?
Петербург встретил нас грязным, не везде растаявшим снегом и деловой суетой. Весна дружно вступала в свои права, по Неве шел ледоход. Река сильно вздулась, воды её доходили до парапета Дворцовой набережной. Прямо в окно Зимнего дворца мы долго наблюдали, как солдаты, стоя на носах плашкоутных судов, составлявших наплавной мост через Неву, баграми отталкивали льдины, грозившие создать у моста затор; между прочим, тут же спасали и дураков-рыболовов, застигнутых ледоходом. Одного из них, говорят, принесло аж от самого Нотебурга! Вот не знал, что эта петербургская традиция имеет столь почтенный возраст!
По сходу льда в адмиралтействе сразу же спустили на воду готовые за зиму корабли. Сначала мы с Костей наблюдали это в окне, но оттуда были видны лишь мачты съезжавших в воды Невы кораблей. Мы упросили наших «кавалеров» — Протасова и Сакена — отвести нас поближе, чтобы подивиться этому зрелищу.
Наскоро одевшись, по весенней, покрытой лужами территории Адмиральского луга мы добрались до входа в Адмиралтейство. Костя изо всех сил пытался разглядеть флюгер, со скрипом поворачивавшийся на шпиле адмиралтейства от порывистого весеннего ветра.
— Говорят, вон в том яблоке клад спрятан! Вырасту, велю достать его! Правда, Карл Иванович?
— Всенепременно, Ваше высочество!
Наконец нас пустили на верфь. Протасов вертелся вокруг меня, как наседка, опасаясь, как бы мастеровые на меня ничего не уронили с высоты палубы или рей. Мы же с Костиком, задрав головы, таращились на высоко возносившееся над нами переплетение стеньг, рей, тросов и вант, поражаясь размерам и беспримерной сложности парусного вооружения гигантских кораблей.
Два судна как раз готовили к спуску на воду. Они стояли на мощных полозьях, имевших уклон к воде; от внезапного спуска их до поры страховали деревянные «башмаки». Тут же из оставшихся после постройки кораблей деревянных обрезков были разложены костры, на которых грелись гигантские, двадцативедерные котлы. В них лениво булькало густое варево, состоящее, как нам сказали, из мыла, дёгтя и свиного сала. Набирая эту адскую смесь огромными деревянными черпаками в деревянные же, собранные из клёпок вёдра, мастеровые споро мазали дымящимся варом наклонные пути, создавая на них толстенный, в два пальца, слой смазки для скольжения корпуса судна в воду.
— Теперь будут толкать! — произнес Протасов, глядя, как работники побежали к кораблю, занимая заранее уже известные им места.
Взявшись, где за веревки, где просто руками упершись в корпус, где уперев в него длинные слеги, рабочие под хриплые выкрики бригадиров начали толкать корабль.
— Тут главное, его стронуть. Дальше по смазке он сам пойдёт… А, вот, уже!
Гигантский корпус вдруг дрогнул и, набирая скорость, кормою вперёд с шумом и брызгании вошёл в темные воды Невы. Сначала, от огромной инерции разгона корма его его погрузилася в тёмную воду так сильно, что, казалось, его совсем сейчас захлестнет водою; мачты корабля угрожающе зашатались. Но, затем, оконечность вынырнула, высоко выпрыгивая вверх, мачты со всею оснасткою вновь угрожающе качнулись, рассекая маятником воздух, и мощная волна речной воды хлынула на берег, отчего рабочие стали подпрыгивать и разбегаться.
— Ну вот, всё благополучно, благодарение Богу! — воскликнул присутствовавший при спуске морской офицер.
Рабочие взялись за второй корабль; он был больше первого, но не имел пока ни такелажа, ни мачт.
— Его тоже опускать будут? — удивился Костя.