Женщина испытующе разглядывала шокированную Кэрол.
— Ну, что вы на это скажите? Вы согласны?
— А у меня есть выбор, если вы от нее отказываетесь?
— Я не отказываюсь, я просто не могу больше о ней заботиться. Но вы можете отказаться.
— И что тогда?
— Я вынуждена буду отказаться от опекунства.
— Приют? Но с таким здоровьем ей нельзя в приют.
— Я знаю. Поэтому и прошу вас взять ее к себе.
— Но у меня крайне ненадежное и сложное жизненное положение, я не уверена в завтрашнем дне…
— А кто уверен? Как бы вы не жили, и какая бы жизнь у вас не была, я вижу, что вы человек сердечный, и Дженни с вами будет лучше, чем в приюте. С вами у нее есть шанс выжить с новым сердцем, без вас — нет. Я считаю, что теперь, дав ей новую жизнь, вы не можете отказаться от нее. Не имеете права. Тогда вообще не надо было вмешиваться, и дать ей спокойно умереть.
Кэрол молчала. Бетти деликатно ждала, давая ей возможность все обдумать.
— А если она не захочет жить со мной? — наконец, прервала молчание Кэрол.
Бетти торжествующе улыбнулась.
— У нее нет выбора.
Кэрол снова подавленно помолчала, потом тихо произнесла:
— Сами поговорите с ней. Я согласна, но только если вы мне кое-что пообещаете.
— Говорите! — Бетти с решительным видом сбросившего тяжелую ношу человека поднялась с кушетки.
— Пообещайте мне, что если со мной что-нибудь случится, вы заберете Дженни к себе. Пообещайте, что она никогда не попадет ни в приют, ни к чужим людям.
— Хорошо, я даю вам слово, — с готовностью кивнула Бетти.
Узнав о том, что Дженни станет членом их семьи, Патрик визжал от восторга, целуя Кэрол так, как не целовал никогда в жизни. Сама девочка смиренно приняла решение тети Бетти, но в глазах ее снова появилась печаль. Кэрол могла себе представить, что чувствует девочка, от которой отказалась ее тетя, единственный близкий для нее человек, заменившая маму, ставшая для нее семьей, спихнув, как надоевшую обузу, человеку, о котором ничего не знала, кроме того, что Кэрол имела родственную связь с Мэттом, и то, этот факт был только с ее слов, а на самом деле, не известно было, что она за женщина, откуда появилась и зачем. Не возможно было определить по реакции Дженни, осуждает ли она тетю за это. Ничем она не показала своих чувств. Но то, что Бетти причинила ей сильную душевную боль, Кэрол не сомневалась. Если Дженни и обидел поступок тети, она ничем ей этого не показала, облегчив тем самым ей задачу и позволив беспрепятственно от себя избавиться. Может быть, она понимала тетю и на самом деле не осуждала. Никто, кроме самой девочки, не знал, что она думала об этом. А делиться своими мыслями она не собиралась. Зато Кэрол почувствовала, как сразу изменилось отношение девочки к ней. Дженни напряглась, в ней появилась настороженность, которой раньше не было. И она стала прятать глаза от Кэрол, стесняясь и стыдясь того, что тетя вынудила ее взять заботу о ней на себя. Казалось, что новая жизнь больше уже не радовала Дженни, как после операции. Она стала замкнутой и грустной. Взгляд ее снова потух.
Кэрол была с ней мягка и приветлива, с каждым днем все больше свыкаясь с мыслью, что забота об этой девочке теперь лежит на ней. Это ее озадачивало и тревожило, но уже не пугало так, как в первый момент. Доктор порекомендовал направить Дженни в специальный пансионат для пациентов после операции по пересадке сердца. Пансионат был платным и не дешевым, и Кэрол снова ломала голову над тем, где взять денег, уже ощутив на себе всю тяжесть взятой на себя ответственности. После мучительных колебаний, она позвонила из телефонного аппарата на улице Рэю, вынужденная признать, что без его помощи ей не справиться с ситуацией. После их последнего разговора она ощущала себя крайне неловко, понимала, что после всего просить его о чем-либо — неслыханная наглость. Радость, которой он отреагировал на звук ее голоса, заставила ее немного расслабиться. Она улыбнулась, почему-то уверенная, что, услышав ее, он подскочил с места. Кэрол нарисовала себе его в воображении, и почувствовала прилив острой тоски.