Она опустила взгляд на мальчика и увидела, что он спокоен и даже не напуган.
— Теперь все будет хорошо, мам. Он больше не обидит тебя, — Патрик сжал ее руку и улыбнулся.
А Кэрол, осознав, наконец, что произошло, со стоном безумной боли упала на пол, лишившись сознания.
Глава 10
В чувство ее привела резкая боль в носу. Открыв глаза, она увидела перед собой Тима, который держал в руке ватку, пропитанную нашатырным спиртом. На какое-то мгновение ей показалось, что ей приснился кошмарный сон. Поверить в то, что произошло, было невозможно. Потому что этого не может быть.
— Ты в порядке? — Тим заглянул ей в глаза, ловя взгляд.
— Да… Нет. Нет! — лицо ее исказила гримаса, она потянулась к нему и разразилась рыданиями.
Тим обнял ее, прижав к груди.
— Ведь это не он? Не Рик, правда? Это ужасно, что я могла подумать, что это сделал он! Мой маленький мальчик! Это ты, да? Или Исса? Вы пришли, пока я одевала малышей. И вы его убили.
— Да… да, это я, — прочистив горло, проговорил Тим хрипло.
— Почему же я вас не видела, когда вышла туда?
— Я был в ванной… руки мыл. А Исса вышел к машине.
— Но почему… таким ужасным образом? Столько крови! А его шея… — Кэрол икнула и зажала рот рукой, подавляя приступ тошноты. — Это же настоящая резня.
— Извини. Так получилось.
— Ты чудовище.
Тим напряженно промолчал.
— И ты мне врешь, — Кэрол тихо завыла. — Не было тебя. И Иссы не было. Там был только Рик. Разве возможно, чтобы мальчик такое сделал?
— Мам, прекрати истерику! — раздался раздраженный голос Патрика. — Вот уж не ожидал от тебя!
Кэрол отстранилась от Тима и посмотрела в сторону двери, на своего сына.
— Рик! Ты убил человека, Рик!
— Он был для нас опасен, потому что мог выдать отцу. К тому же, он был настоящим говном, и сам напросился.
— Ты его убил!
— Вот заладила! Ну и что?
— Как что? Нельзя убивать людей!
— Всем можно, а мне нет? Тебе можно, отцу можно, им, — мальчик кивнул в сторону Тима, — тоже можно. Моя бабка была маньячкой, твой первый муж был убийцей, твои друзья — киллеры. И не тебя ли вытащил из тюрьмы отец? А за что ты туда попала — забыла? Я уже не говорю о других смертях на твоей совести. Ты забыла, кто мы такие, мам? Мы — это смерть для других. Вспомни, скольких ты погубила, всех вспомни! А потом посмотрим, повернется ли у тебя язык упрекать меня.
Жестокие слова отозвались мукой в сердце Кэрол. Какая кровь течет в жилах этого мальчика, с кем жил он, зная их грехи? Какой пример ему подали родители, Джек со своей холодной жестокостью, она, дочь убийцы-шизофренички, влюбившаяся в сумасшедшего убийцу, сама совершившая убийство? Что после всего этого она теперь, в этой ситуации, могла сказать сыну?
Спрятав лицо в ладонях, она безутешно расплакалась, сжавшись на постели. Маленькая рука Патрика легла ей на затылок и погладила. Он вдруг обнял ее, нежно, с любовью.
— Прости меня, мам. Я не хотел говорить то, что сказал. Это само как-то вырвалось. Я преклоняюсь перед папой, я люблю тебя. Я не хотел сказать о вас ничего плохого. И о твоих друзьях — тоже, — он покосился на Тима. — Я знаю, что нельзя убивать. Но ведь мы должны думать о себе. Мы просто защитились от врага, а он был нашим врагом. Нельзя допускать, что бы кто-то ненадежный знал о нас и мог рассказать папе. Ты сама начала это, мама, так имей мужество довести до конца. Это наша война, и если мы будем размазней, она нас раздавит. Ты забыла, о чем мы с тобой говорили? Забыла о нашей тайне, о том, какие мы, что нам можно, а что нельзя, что нужно делать?
— Проклятая жизнь, — слабо простонала Кэрол.
— Да, мама. Но ведь другой у нас с тобой нет. Когда-нибудь все изменится.
— Не изменится, пока люди будут умирать. Так нельзя, Рик. Или это никогда не закончится.
Тим не вмешивался, не совсем понимая о чем они говорят. Его больше заботил труп в гостиной, чем разборки между матерью и сыном. Исса уже там работал, пока он приводил в чувства Кэрол.
— Мам, прости меня! Я просто испугался! Испугался, что он расскажет все папе! И тогда папа придет и заберет нас к себе, и мы не объясним ему, что нельзя этого делать. Он не поверит. И погибнет, как остальные. И все из-за этого подонка! Разве жизнь папы тебе не дороже, чем жизнь этого ничтожества?
— Нельзя вот так, Рик… Это ужасно, отвратительно, бесчеловечно! Ты понимаешь это?
— Я знаю. Прости, мам. Я испугался.
Он всхлипнул, виновато сжав плечи, утратив свою надменность и злобу. И показался Кэрол таким маленьким, растерянным и напуганным, что сердце ее не выдержало, и она прижала его к груди, целуя в густые темные волосы. Слезы катились по ее щекам.