Лицо Кевина слегка перекосило от ярости.
— Малыш, иди в свою комнату, поиграй. Разве мама не учила тебя не вмешиваться во взрослые дела? Я буду дружить с твоей мамой, буду приходить сюда, и тебе придется с этим смириться, нравится тебе это или нет. Так что лучше тебе все-таки быть со мной более дружелюбным. А теперь беги к своим братишкам, нам с мамой надо поговорить. И не вмешивайся больше.
Черные глаза Патрика загорелись, но ни один мускул не дрогнул на лице.
— Если ты сейчас не уйдешь, я позвоню папе и расскажу ему, что ты обижаешь меня и домогаешься мамы. Расскажу, как ты хватал ее руками и как грубил мне. Ну, может, слегка приукрашу, чтобы папа разозлился посильнее.
Кевин побледнел и в замешательстве перевел взгляд на Кэрол.
— Если я захочу позвонить отцу, она не сможет мне помешать, — резко бросил Патрик. — И я позвоню, если не оставишь нас в покое. Я не собираюсь терпеть таких ублюдков, как ты, не позволю тебе командовать в моем доме и досаждать моей маме. Я еще спрошу у мамы, не обидел ли ты ее, и если да, то уже точно позвоню папе. Он любит нас и разорвет тебя на кусочки за то, что обижал меня и приставал к маме.
Кевин продолжал сверлить Кэрол взглядом, но та молчала. Она не могла понять, блефует Патрик или нет, но понимала, что если он на самом деле решит позвонить отцу, она не сможет этому помешать, разве что запереть ребенка в комнате без телефона и не выпускать его оттуда. Разглядев на ее лице растерянность и тень страха, Кевин сообразил, что мальчишка вряд ли относится к разряду послушных и легко управляемых детей. Да по нему это и видно было. Мальчишка злой, упрямый и своевольный, даже в свои годы считает себя главным, позволяя себе распоряжаться матерью, вмешиваясь в ее дела и личную жизнь, подчиняя себе и своей воле. Одним словом, сын своего отца, Рэндэловский выродок, ни в чем не желающий отставать от своего папаши, мини-Джек, с таким же опасным жестоким взглядом и обманчиво симпатичным лицом, за которым скрывалась безобразная морда урода, чудовища. Даже глаза те же, двуцветные, то серые, то черные. Сходство с Джеком так действовало на нервы, что Кевин почувствовал, что в нем нет ни малейшего желания видеть этого мальчишку, неприязнь к которому он остро почувствовал в первое же мгновенье, как будто перед ним был сам Рэндэл, которого он ненавидел и боялся всем сердцем. Вместе с неприязнью к Джеку, которую он перенес на его сына, он ощутил и унизительный страх, и это вызвало в нем прилив раздражения и досады. Кевин был уверен, что Кэрол даже под страхом смерти не свяжется с мужем, наоборот, сделает все, чтобы он не узнал об ее существовании, потому что сама боится его сильнее смерти. Но пацан-то не боится, у него нет на то причин. Он всего лишь ребенок, и не может до конца понимать, если вообще понимает, всю ситуацию и опасность, которой подвергнет свою мать, сообщив отцу, что они живы и здоровы. Конечно, разве может ребенок подумать, что его папа может сделать что-то плохое маме, для него естественно обратиться за помощью и защитой к отцу, не догадываясь, что тот расправиться при этом с нею. Впрочем, и их обидчика Джек без внимания не оставит, в этом Кевин не сомневался. При мысли о том, что Рэндэл узнает, что он спал с его женой, у Кевина зашевелились на затылке волосы. С той минуты, когда уложил Кэрол в постель, он блефовал, уверяя, что сообщит о ней Джеку, если она не подчинится. Он мог сообщить до того, как сделал ее своей любовницей, теперь же он рисковал своей шкурой возможно еще больше, чем ее, в случае если Рэндэл встретится с нею. Кто знает, может, Рэндэл простит ее, ради детей или потому что любит, и уж тогда она нажалуется своему муженьку на него, Кевина. Даже если Джек и не простит ее, узнав, что она жива, он вполне может узнать и о том, что он, Кевин, с ней спал. Рэндэл обладал поразительным талантом докапываться до сути, а в данном случае ему стоит просто узнать, что они работали вместе, вдвоем ездили в командировку и сутки вместе провели безвылазно в одном номере. Этого будет более чем достаточно, для того, чтобы Кевин распрощался со своей драгоценной жизнью, задев Рэндэловское честолюбие и гордость. И все это может осуществиться, стоит лишь этому безрассудному противному мальчишке взять трубку и наябедничать своему папаше.
— Хорошо, я уйду, — примирительно проговорил Кевин, обращаясь к мальчику. — Только я хочу, чтобы ты понял, что я тебе не враг, и маму твою я не обижу. Наоборот, я хотел вам помочь.
— Ты врешь. Убирайся из моего дома и не подходи больше к моей маме, или ты очень пожалеешь, — не скрывая своей неприязни, процедил сквозь зубы Патрик, прожигая его ненавистным взглядом.
Обескуражено пожав плечами, Кевин повернулся к двери.