Джек тоже не был лишен гордости, но сейчас она подавлялась его любовью и страхом. Он надеялся пойти против судьбы, воспротивиться ей, не повторить судьбу мужчин их рода. Но для этого ему нужно было измениться, не быть таким же, как они, но он этого не понимал. Он по прежнему пытался изменить все вокруг себя, всех, но не себя самого. А потому все его попытки обречены на провал. Джордж это знал. Ему потребовалась вся жизнь, чтобы это понять, что дело не в судьбе, не в том, что они выбирали не тех женщин или не встретили тех, кто подошел — причина была в них самих. В том, какие они были. В их характере, поступках, поведении. Если они и способны были менять людей, то только в худшую сторону. Как Кэрол, например. На какой милой, кроткой и тихой девочке женился его сын, как она его любила. И какой теперь она была сейчас. Они всегда пытались подавить, подчинить своей воле, только так и не иначе. Они не отступали и давили до тех пор, пока не удавалось подавить, согнуть человека, или поломать, если не получилось согнуть. Именно это Джек сейчас и делал со своей женой, Джордж видел. Он принимал только два варианта — или так, как он хочет, или никак. Только его сын не задумывался, что будет, если у него получится, он ее заставит, подчинит — а что дальше? Ничего хорошего дальше все рано не будет. Джордж это понимал, всегда, в отличии от него, еще когда от него уходила Рамона. Поэтому он не пытался ее заставить, удержать силой. Он отпустил ее, и даже не пытался отомстить. Джек не знал, он никогда ему не говорил, что Рамона на самом деле не хотела его оставлять, хотела забрать сына с собой, и ее любовник ничего не имел против, но Джордж не позволил ей этого, поставил условие, что если она уходит из семьи, то одна. И она сделала выбор. Она ушла, выбрав свою новую любовь, оставив сына. Тогда Джордж вообще запретил ей общаться с Джеком, появляться в его жизни, угрожая расправой над ней и ее новым мужем. И Рамона подчинилась, понимая, что сил для борьбы с ним у нее не достаточно, зная, что он без труда может стереть в порошок и ее, и ее новую семью. Джордж никогда не сожалел о том, что не позволил ей забрать Джека. Вряд ли его сын стал таким успешным и столько добился в жизни, если бы ушел тогда с ней и рос в той семье. Кто бы оплатил его учебу в Гарварде? Кто предоставил бы ему возможность добиться всего, чего он добился? Уж не она и ее нищий никчемный муж — точно. Его сын был настоящим Рэндэлом, и Джордж им гордился. Рэндэлов должны воспитывать Рэндэлы, и никто иной. И Патрик тоже был их крови, их породы. Рэндэл, как и они. И он должен расти в их семье. И никак иначе.
Джордж обрадовался, узнав, что Джек отправил Кэрол за решетку, надеясь, что сын, наконец-то, одумался, и собрался избавиться от жены. Гордость не позволяла ему допустить, чтобы она его бросила, да еще и сына забрала, потому решил поступить с ней по-жесткому, заодно и наказать. На этот раз Джордж ничего не имел против, наоборот, считал, что сын поступает правильно. Просто отпустить ее после всего, что она сделала — это недопустимо, просто самого себя не уважать. Пусть сидит за решеткой и думает, против кого осмелилась пойти, причинить такое горе, так одурачить. Простить такое нельзя. А он с Джеком будет воспитывать Патрика. Без нее. Такая, какой она стала сейчас, она не нужна. Ни Джеку, ни мальчику. Он нее надо избавиться, раз и навсегда, чтобы не будоражила больше ни Джека, ни мальчишку. Пусть сгинет за решетками, как и ее мамаша. Туда ей самая дорога, такой же убийце и психопатке, как и Элен. Джордж надеялся, что Джек разделяет его мнение и намерен затолкать ее туда до конца дней.