Кэрол не знала, почему, но он ей нравился, нравился таким, какой есть, со всеми своими шрамами, которые совсем ее не отталкивали. Она вздохнула. Наверное, никогда она не изменится, и ее всегда будут привлекать только сильные и опасные мужчины. И, убежав от одного, она снова и снова будет искать другого. Она сошла с ума, если думает о том, чтобы удержать Тима, вместо того, чтобы благоразумно и поскорее избавится от его общества. Да, избавиться надо, но было бы неплохо перед этим заняться с этим великаном, едва умещавшимся в ее постели, нормальным сексом, не торопливым и помягче, нежнее, чем в прошлый раз. В конце концов, она живая женщина, с нормальными потребностями, жертвующая собой ради других, живущая ради детей, и неужели ей нельзя позволить себе несколько мгновений забвения и сладости, забыть обо всем и почувствовать себя просто женщиной, а не проклятой, отверженной, странным непонятным злом, губившим человеческие жизни, человеком, которому не место в этом мире! Как ей хотелось, чтобы ее обняли эти большие, изборожденные шрамами руки, которыми она любовалась с вожделением одинокой женщины, млела, вспоминая их напряженными, с вздувшимися окаменевшими мышцами и выступающими сильными венами, представляла, как они прикасаются к ее телу, такому маленькому и хрупкому по сравнению с этим мужчиной. Она задавалась вопросом, почему так желала его, что так ее привлекало именно в нем? Его рост, его сила, которые делали его мужественно привлекательным, или его внутренняя сила, крутой нрав и жизнестойкость, которая позволяла ему до сих пор оставаться живым? А может, она инстинктивно отозвалась на одиночество этого закомплексованного, закрывшегося от всего мира мужчины, страдающего из-за своих увечий и так стыдящегося их перед женщинами, что не мог вести полноценную для молодого парня жизнь, найти себе девушку, встречаться с ней, жениться? Кэрол считала, что все могло быть по-другому, взгляни он на свои шрамы иначе и не придавай он им такое значение. И она, Кэрол, с вожделением разглядывающая его сейчас, была живым тому доказательством. Не тело, а его истерзанная душа, — вот в чем была причина, вот что мешало ему жить. И он мог не только не пожелать стать ей другом, но и отказаться лечь с ней в постель из-за своих страхов и комплексов. А это очень бы разочаровало и огорчило Кэрол, которая уже представляла, как это будет происходить, охваченная сексуальным голодом, а страсть ее подогревалось воспоминанием об удовольствии, которое она уже испытала в его объятиях.
Наблюдая за ним, она заметила, когда он открыл глаза. Он окинул комнату затуманенным взглядом и остановил его на ней.
— Где я? — слабо шепнул он, приподнимая голову.
— Ты в моей спальне, — улыбнулась Кэрол и, поднявшись с кресла, присела рядом с ним на постель.
— А Исса?
— Он обещал прийти вечером.
Он повернулся к окну.
— Сейчас?
— Нет, сейчас утро. Я позабочусь о тебе, если ты не возражаешь, — Кэрол положила ладонь на его кисть. Она была горячей. — Как ты себя чувствуешь?
— Если можно… попить, — прохрипел он.
На столике стоял графин с водой и стакан, которые принес сюда ночью Исса. Наполнив стакан, Кэрол протянула его Тиму. Дрожащей рукой он взял стакан и, приподнявшись на локте, выпил до дна. Потом осторожно заглянул под одеяло.
— Где моя одежда?
— Исса выкинул, все было в крови.
Он опустился на подушку. Кэрол заметила на его лице выражение досады и раздражения. Что не так? Ему не нравилось, что друг оставил его здесь? Он снова окинул комнату взглядом и задержался на двери в туалет. И до Кэрол дошло. Она растерялась. Тим снова приподнялся, и бросил на нее смущенный взгляд.