И вдруг они натыкаются на нее, живую и невредимую. Исса среагировал мгновенно, в отличие от своего ошеломленного друга, и хотел избавиться от девицы, пока тот не пришел в себя. Исса был уверен, если она будет мертвой, так будет лучше для всех, и для Тима — в первую очередь. И видя, как подействовало на Тима это воскрешение — как бомба, упавшая на затихший, погруженный в грезы, городок — Исса жалел, что не отправил ее обратно в мир мертвых. Но теперь было поздно. Тим походил на человека, которому в душу закинули раскаленные угли — он только не прыгал и не метался, рвя на себе одежду, и лишь стискивал зубы, пытаясь скрыть то, что с ним происходит. Он был напряжен до предела, каждое движение было нервным, порывистым, он злился и раздражался, взрываясь по малейшему поводу, чтобы дать выход своему душевному смятению и волнению. Исса наблюдал за ним, тщательно скрывая болезненную жалость, которую всегда к нему питал, но никогда, ни разу, не показал. И проклинал эту смазливую девицу, лишившую его друга покоя, заставляющую его страдать, так усложняющую его и без того непростую жизнь. Как и Тим, Исса был одинок в личной жизни, не имея постоянной подруги, но не потому, что не мог найти такую, а просто не находя ей место в своей опасной бродячей жизни и в своем свободолюбивом вольном сердце, но проблем в общении с прекрасным полом у него не было — он всегда мог найти девушку, когда нуждался в женском общении. В отличие от своего друга. Жестокие насмешки и прозвища еще в детстве ранили Тима, прочно укрепив в нем уверенность в собственной неполноценности и уродстве. Когда ему было восемнадцать, он попал в первый раз в госпиталь, и там ему очень понравилась одна молоденькая медсестра. Она открыто с ним кокетничала и, приободренный, окрыленный ее взаимностью парень стал смелее и увереннее, впервые почувствовав себя не хуже других. Он на самом деле ей нравился, и она не стеснялась это демонстрировать. Девушка оказалась не из скромных, и после непродолжительного флирта у них завязались более интимные отношения. Все было просто замечательно, так, как он и мечтать не мог… пока его не выписали. Когда Тим пришел с охапкой цветов к госпиталю, чтобы встретить ее с работы, и предложил проводить домой, девушка удивленно вскинула брови. Ее слова навсегда врезались в память и сердце Тима, они звучали в его ушах всякий раз, когда он смотрел на какую-либо девушку, заставляя его испытывать ярость и боль. «Не обижайся, — ласково сказала медсестра. — С тобой можно хорошо потрахаться… но не пройтись по улице. Меня подруги засмеют. Все подумают, что раз я с тобой, то потому что не могу найти себе нормального парня. Ты хороший. Если бы не шрамы…». Она виновато улыбнулась и ушла, так поспешно, оборачиваясь, и он понял, что она боится, что он увяжется за ней, что будет преследовать ее своей любовью, и не дай бог, все узнают о том, что она с ним спала. Это был самый унизительный, самый мерзкий момент в его жизни, когда он вот так стоял с цветами в руках и смотрел ей вслед неподвижным взглядом. Вопреки опасениям очаровательной медсестрички, а также ее тайным надеждам обрести в его лице вечного поклонника, смирившегося со своей участью отвергнутого и ползающего за ней шавкой, довольствуясь малым, но в нужный момент готового разорвать ее обидчика, больше она его не видела. Напрасно выглядывала она в окошко, пытаясь отыскать его взглядом, уверенная в том, что он тайком караулит ее, напрасно поспешила рассказать подругам о безумно влюбленном, изборожденном шрамами солдате, пережившем в плену пытки и расстрел, высоком, сильном, мужественном, чью любовь она отвергла, но позволит любить себя на расстоянии, чтобы обрести в нем надежную защиту. «Что еще ему остается? — думала она. — Ни одна нормальная девушка не захочет показаться с ним на людях, как с женихом». К ее удивлению, он исчез, и больше она никогда его не видела. А подруги так и не поверили в существование двухметрового героя в погонах, посчитав это выдумкой.
С тех пор Тим стал покупать себе женскую любовь, как предпочитал его друг. Пару раз на войне они вместе изнасиловали местных жительниц, случайно попавшихся им под нетрезвый взгляд. Исса не видел ничего зазорного в том, чтобы брать женщин силой, Тим же таким образом пытался выплеснуть свою ненависть и обиду на женский пол, которые поднимались в нем под воздействием алкоголя. В глубине души он стыдился этих поступков, но тщательно скрывал это от друга, который посчитал бы это слабостью и слюнтяйством. Но Исса знал, что помимо общих взглядом, образа жизни и схожести во многом, есть что-то, в чем они отличаются друг от друга. Например, Иссу полностью устраивал образ жизни, где общение с женщинами у него ограничивалось только сексом, и в большем он пока не нуждался. Тим же хотел другого, того, чего у него быть не может, как он считал — женской любви, девушки, подруги, которая согрела бы его одинокое и израненное мужское сердце, насытила бы его тело искренней страстью, а не той, которую он привык покупать за деньги и которая была ему не интересна. Исса знал не одну девушку, которой понравился Тим, но тот упрямо держал оборону, больше всего на свете боясь пережить испытанное однажды невероятное унижение и спрятавшись под щитом болезненной гордости. Ничто на свете не могло бы заставить его снова подойти к девушке «с цветами». И лишь для мертвой Кэрол он носил цветы, открывая свои чувства над ее могилой. Теперь же он ощущал себя полным придурком. И безумно боялся ее, чувствуя себя уязвимым, беззащитным перед этой женщиной, которая нравилась ему так, что хотелось выть. Боялся, потому что знал, что одним взглядом, одним словом она может причинить ему душевную боль, которую он переносил не так стойко, как физическую, что может ранить так, что он уже никогда не оправится. Ему хотелось бежать от нее, от боли и муки, которые она причиняла ему одним своим существованием. Исса пытался убедить его в том, что он нравится Кэрол, что она хочет его, но Тим не верил и только злился, считая, что друг подшучивает над ним. Но Исса, разобравшись в Кэрол и заметив, что она смотрит на Тима именно так, как он хотел бы, загорелся надеждой, что у его несчастливого друга может что-то склеиться с возлюбленной, которая, похоже, ничего не имела против.