Самооценка, напротив, может быть завышенной, но природа у нее будет той же: искаженной и неадекватной. Суть этого защитного механизма заключается в том, что он замещает внутреннее деструктивное самоощущение человека некими внешними химерами. Но если я чувствую и принимаю себя: «Я есть такой, какой я есть, с лысой головой, с толстым пузом, с слишком длинными ногами», — тогда мне не особенно важно, что думают и говорят обо мне знакомые или случайные встречные.
Чем укорененнее в душе твердое позитивное самоощущение, тем в меньшей степени человек зависим от оценки окружающих, и страсти тщеславия в таком случае не на чем паразитировать. Для людей, менее уверенных в себе, страсть тщеславия — одна из наиболее прилипчивых и мучительных страстей. Но поклонение социуму — это зависимость более масштабная. Очень часто мы слышим такие фразы: «Надо быть таким, как все. Ты не идешь в ногу со временем, отрываешься от коллектива». У нас очень много императивов, внушенных с детства, указывающих на презумпцию правоты социума перед правотой личности, достоинством человека. Для большинства людей мнение других, значение социальных измерений важнее, чем его внутреннее, духовное измерение.
Нередко наши студенты или участники семинаров спрашивают: «А как увидеть, что у человека заниженная самооценка?» — то есть каковы внешние критерии внутреннего явления. «Их не существует», — отвечаем мы. Самооценка — это то, что открыто человеку, и только ему. В исследовании и психологическом эксперименте что-либо можно измерить лишь условно, косвенно, но внутреннее открыто, собственно говоря, лишь самому человеку. Это очень важно понимать: ориентированность не на внутреннее, а на внешнее делает человека зависимым от мнения других. И эта зависимость становится страстью с двояким действием — она не дает увидеть самого себя и искажает в глазах человека окружающую реальность. Для меня как для психолога очень важно подчеркнуть ответственность человека за то, что с ним происходит. Он вовсе не бедняжка, подверженный информационным воздействиям и атакам страстей, он сам приводит себя в такое мучительное состояние, не желая вглядываться в себя и быть самим собой.
«Желание трудиться на благо человечества — весьма благовидное, но поставлено не на своем месте. Все хотят на словах трудиться на благо ближним и нисколько или весьма мало заботятся о том, что сначала нужно самим уклониться от зла, а потом уже заботиться о пользе ближних».
Преподобный Амвросий Оптинский
Бессознательная нелюбовь к богатым христианам
Владимир Лучанинов
Мы существуем в культурном пространстве русской классической литературы, закладывающей в людях этические представления. Действительно, мы видим в творчестве классиков духовный поиск и бескорыстное стремление к правде. Но всякое стремление к обогащению изначально прочитывается ими и нами как путь недостойный для настоящего человека. Мы говорили о служении купеческого сословия в дореволюционной России, но опять же, в классической литературе девятнадцатого и начала двадцатого века мы видим множество карикатурных образов именно купеческого псевдоблагочестия. И мне кажется, подсознательно в каждом из нас существует убеждение, что христианин, если он не кристально бескорыстный, — по определению уже лицемер. Именно это подсознательное убеждение постоянно выбрасывает наружу полумифические темы о «попах на мерседесах» и лицемерных православных.
Да и среди сонма святых именно преподобные всегда были наиболее почитаемы, потому что они презрели все материальное, жили любовью к Богу и ближнему и ничего себе не требовали, буквально от всего отказались.
Можно ли несколько слов сказать о природе сребролюбия? Существует ли в человеке любовь к деньгам как таковая, и здоров ли сам по себе такой подсознательный максимализм русского человека?
«Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающего нам все обильно для наслаждения; чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны».
1 Тим. 6: 17–18
Протоиерей Андрей Лоргус
Я думаю, что жадная любовь к самим деньгам, как некоторая страсть, все-таки является большой редкостью. Встречаются, конечно, такие люди, патологически одержимые деньгами, но нечасто. Чаще всего мы имеем дело с людьми, которые ориентированы на преумножение денег именно из-за страха бедности, из-за боязни оказаться неуспешными в каком-то мнимом соревновании. То есть это страсть, паразитирующая на невротических комплексах, а не как таковая любовь к деньгам.