Я тут же побежала к Веронике и попросила ее взять на себя роль крестной матери Андрея, хотя тому только что перевалило за двадцать, крестную иметь вроде бы уже и не полагается. Вероника согласилась с условием, что будет готовить к крещению еще и Олю – та по возрасту в крестницы как раз подходит. Важное событие вскоре совершилось, хотя Оля потом сожалела о том, что мы с Вероникой ее поторопили, не дали дозреть до веры самостоятельно…
Как бы там ни было, но заботы и хлопоты, связанные с крещением детей, еще больше сблизили меня с ними. Я отвлеклась немного от мыслей о себе самой, и та тяжесть грехов, которая обрушилась на меня во Владимирском соборе, словно бы начала уменьшаться… Она бы уменьшилась и еще больше, если бы мне так же откровенно, как с детьми, удалось поговорить с Леонидом.
Я готова была сполна покаяться перед ним в своих ошибках и исктенне попросить прощения за все, чем когда-либо причинила ему боль. Но Леонид, едва я рот открывала, чтобы начать нелегкий разговор, под любым предлогом прекращал его, замыкался в себе или, того хуже, снова впадал в гнев. Имя Ильи было для него чем-то вроде красного флага для быка на корриде.
– Отстань от отца, – сказали мне дети. – Понять тебя он все равно не сможет, для него покаяние – это обычное самокопание. К тому же в искренность твою он все равно не поверит, а ссылаться на то, что ты изменилась после крещения, которое очищает душу от прежних грехов, и вообще смешно. Разве не видно, как он равнодушен ко всему, что касается вопросов веры?
Да, я это видела. Муж никогда не переступал порог храма, даже в те дни, когда там крестили наших детей. Он, как я поняла, посчитал, что это – лишь дань моде, и не замечал, что я действительно переживаю второе рождение. Меня обижало его равнодушие к внутреннему миру самого близкого человека, но – «Не суди, да не судим будешь»…
Я вовсе не считаю, что все вокруг должны мыслить одинаково. Леонида крестили еще в детстве, и, если Господу будет угодно, он когда-нибудь «проснется». Об этом нужно молиться, а к мужу и в самом деле не приставать. И моя решимость попросить у него прощения сейчас, видимо, несвоевременна. Это я готова к анализу прошлого, к честному диалогу со своим подсознанием, я, а не он! Вспышку «резкого света» не каждый может перенести. Если Леня хочет забыть обо всем – пусть так и будет.
В первое время после крещения во мне сильно звучало эхо этого события, но постепенно оно слабело, посещения храма становились все более редкими. Если я «выдергивала» себя из семьи хотя бы на половину выходного дня – значит, моя доля домашних дел доставалась кому-то другому. Но у всех своих забот полно…
Да и у меня житейской суеты стало еще больше, чем в то время, когда я жаловалась на это Николаю. Неотложные дела возникали одно за другим: Олины свадьба и венчание, развод Андрея, устройство быта детей в обоих этих случаях, тяжелая болезнь мамы... Да разве все перечислишь? Жизнь течет бурно, ее не остановить… Господа я не забываю, нужные молитвы выучила наизусть, окружающий мир воспринимаю теперь по-новому, к смерти отношусь по-новому, в храмах, хоть и редко, но все же бываю, может, этого достаточно?
Но какая-то нить внутри меня взяла – и оборвалась. Я не умерла от этого – нет, слава Богу! Но с ужасом почувствовала, что жизнь буксует на одном месте... После крещения моего прошло уже десятилетие, промелькнуло в заботах и суете, а потом и суета остановилась. Внезапно я получила травму позвоночника и надолго слегла в постель… Когда вернулась возможность ходить – ясно стало, что нога слушается согвсем плохо. Врачи оформили инвалидность, и «Целитель» свой я передала другому редактору. После этого случилось нечто непонятное, словно нарочно кем-то придуманное…
Вокруг меня всегда было полно людей, но оказалось вдруг, что с большинством из них меня связывали только деловые отношения. Ушло дело – ушли и люди. А у истинных друзей, сразу у всех, возникли неожиданные обстоятельства, в силу которых и они меня покинули. Николай, например, второй раз женился, жил теперь на дальней окраине города, к тому же занят был новорожденным ребенком... Вдобавок ко всему, Андрей именно в это время нашел в Санкт–Петербурге такую работу, которая позволила ему во всю силу блеснуть своим талантом, и переехал туда насовсем.
Я окунулась в такое горькое одиночество, которого никогда прежде в моей жизни не было! Только Оля меня спасала, только она всегда была рядом. Леонид, по большому счету, был мне сейчас еще нужнее, но у нас с ним в последнее время сложились очень странные отношения…
В августе меня положили в больницу на очередную реабилитацию, и тогда эта странность стала совершенно очевидной: я чувствовала себя там так, будто мужа у меня нет совсем… В молодости тоже был период, когда из-за вспышки туберкулеза, нажитого в детстве на Крайнем Севере, я часто лежала в больницах, но тогда Леня приезжал ко мне каждый день. Он просто не мог без этого! Даже в Москву и Питер ко мне ездил, когда понадобилось обследование в столичных клиниках, даже до глухого башкирского села добрался, где я в специальном санатории лечилась кумысом. Везде и всегда он был рядом со мной!