- Так у меня глаза завязаны, - девушка указала на свою повязку пальчиком. - Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не расскажу.
- Логично, - хмыкнула Арха, послушно идя вслед за служанками в парилку. - А точно ничего не скажешь?
- Не-а, тебе ничего. А вот этому зеркальцу вполне могу и рассказать. На это запрета не было, - Арруш растянулась на соседней каменной плите и аккуратно протёрла зеркало от испарины. - Значит, слушай, зеркальце. Сейчас нашу Арху вымоют и переоденут в ритуальные покровы. Жутко неудобные и кошмарно тяжёлые. К ней придёт жрец и даст наставления о добродетелях шаверских женщин.
- А самим шаверским женщинам такие наставления когда дают? - сонно поинтересовалась ведунья, мгновенно разомлевшая под руками банщиц.
- Слушай, зеркало, ты какое-то болтливое! Не перебивай! - огрызнулась шаверка. - При родах и дают. В смысле, когда девочка рождается, рядом жрец стоит.
- Класс! - умилилась лекарка.
- Ты слушать будешь или нет? - Арруш скорчила зеркалу мину. - Значит, после того, как наставления дадут, примет она кровавое омовение. В смысле, обольют её кровью жертвенной овцы. Так как ни одно рождение без неё не обходится.
- Без овцы? - брезгливо икнула ведунья.
Её опять начало мутить.
- Без крови, дура! В смысле, дурное зеркало. А поскольку появление на свет ещё и без боли не обходится, то рассекут тебе плечо крест на крест, - мстительно добавила Иррашевская сестрёнка. - Да не зеленей ты! Не глубоко рассекут. Для видимости только.
- Я боли боюсь, - проскулила Арха.
- Вот тебе и ведунья! - фыркнула шаверка, никакого сочувствия явно не испытывая. - Придётся потерпеть. Впрочем, в обморок можешь грохаться. Этого ритуал не запрещает. Потом Ирраш произнесёт формулу принятия в род. И даст тебе выпить молока, смешанного с его кровью.
- А без глотания крови никак? - заранее изнемогая, простонала лекарка.
- Никак, - категорично отрезала Арруш. - Как иначе в тебя попадёт кровь рода.
- Молоко-то хоть чьё?
- В смысле чьё? Шаверское. Возьмут у какой-нибудь кормящей, - лекарка застонала громче, ткнувшись лбом в горячий камень. - Вот. Дальше тебя представят Тьме и нарекут именем. Кстати, будут тебя отныне звать Арахша. Но это так, для галочки. Архой была, Архой и останешься.
- При рождении меня Арой назвали, - мрачно сообщила ведунья каменной плите. - Повезло мне. В третий раз переименовывают.
- Чего ты там бурчишь? - жизнерадостно переспросила шаверка. - В общем-то, на этом твои мучения закончатся. Хотя, думаю, в твоём-то положении и этого хватит.
- Н-да, положении ещё то... Ох, Тьма, зачем я на всё это согласилась?
- Послушай, сестрёнка, - как-то подозрительно осторожно спросила Арруш, - а ты того? Не в курсе?
- Не в курсе чего? - ведунья повернула голову в сторону вдруг посерьёзневшей девушки.
- Да-а... В общем-то... - шаверка мямлила, старательно отводя глаза в сторону. - У чужих-то сразу распознаешь, да и запах. А сама... Ещё и в первый раз...
- Чего ты там лепечешь? - вызверилась Арха, у которой терпение совсем-совсем кончилось.
- Так, сестрёнка! - Арруш села на своей плите, жестом отослав служанок прочь. - У тебя когда последний раз связь с Луной была? По утрам не тошнит? Грудь не тянет?
Ведунья усмехнулась, садясь. Открыла рот... И закрыла. Что-то посчитала на пальцах. Потом ещё раз.
И уставилась на сестрицу.
***
Оказывается, тяжелее всего кровь смывается с волос. То есть практически совсем не смывается, сколько не полощи в тёплой воде. А вот в холодной сходит моментально. Но только купать голову в жидком льду - это ещё то удовольствие. Зато мозги такая процедура прочистила мгновенно. И ведунья даже начала соображать, где находится и что с ней происходит. Зразу как орать после студёного душа закончила, так и начала.
Ритуал прошёл неплохо. Наверное. Собственно, Арха практически ничего не помнила. Всё в каком-то мареве, как будто кисеёй задёрнуто. Но три вещи лекарка теперь знала твёрдо: она ненавидит шаверские ритуалы, ведунью приняли в род Нашкас. И молоко с кровью из молельни девушка вынесла в собственном желудке. Правда, донесла недалеко.
Зато теперь, лёжа в чуть тёплом бассейне, с пряно пахнущей плёночкой масла на воде и слегка покачивающимися розовыми лепестками, ей было хорошо. Ну, тоже почти. Если бы голова так не болела и мысли не одолевали, жизнь вполне могла сойти за идеальную.
Мысли же весёлыми определённо не были. Дана она до сих пор так и не увидела. Соответственно, сообщить ему действительно сногсшибательную новость не успела. А с этим стоило и поторопиться.