Община замерла, пораженная, кто-то испуганно ахнул, несколько мужиков ругнулось сквозь зубы. Пылан спросил в сомнении:
— Верно ли это, Отче?
— Так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами. Гляньте на лица отступников. Разве не говорят они лучше всяких слов, на чьей стороне правда?
Вождь и Искромет действительно опешили. Отец своей речью смешал им все замыслы: вместо избавителей от бед они предстали перед общиной подлыми крамольниками, гнусными еретиками и отщепенцами. Опять лукавый старик взял верх.
— Эй, Варениха, — позвал Отец. — Выйди сюда да скажи, чему тебя учил чужак да какие чинил непотребства.
Бабка вылезла вперед, усиленно кланялась старику, мяла рукавицы, бормотала:
— Истинно так, как говоришь. И непотребствам учил, и злодейства чинил, и на девок нелепо глядел, прельщал их соблазнами. А уж словеса какие молвил — и не повторить. А я, дура старая, поверила, да сама же его на посиделки водила. Кто ж знал, что он — еретик и Божий недруг. Прежние-то бродяги не таковы были, сам помнишь: вот хотя бы Светлик-кузнец или Костровик-следопыт…
— Ты нам об Искромете поведай, — прервал ее Отец Огневик, поморщившись.
— Об Искромете, да, — затараторила бабка. — А Искромет этот меня речами льстивыми смущал, тайное знание сулил. Я-то, дура, и повелась. Теперь-то вижу как ясный день — прельщение то было. Зловредный искус. Диагностика, диагности… Тьфу ты пропасть! Никак с языка не слетит. Совсем заморочил, демон проклятый. По простоте душевной поверила я ему, негоднику, впустила в душу, а он-то и наплел с три короба: и про древних, и про веру нашу, и про тебя, Отец Огневик.
— Что же он наплел? — спросил старик.
— Говорил, заклятья знает, против которых ни дух, ни колдун не устоит. Говорил, что вера наша — трухлявая, еле держится, а Отцы морочат всем головы. Насмехался над тобой, Отче. Такое вещал, что и повторить срамно. Прочь от меня, прочь, силы недобрые. Изыдьте! Диагностика, диагностика, прогн… ой, моченьки нет, одолевает, зараза.
— Видите люди, каково тут чужак ворожил? — торжествующе воскликнул Отец Огневик.
— Да она же — блажная, кто такой поверит? — попробовал вступиться за плавильщика вождь.
— Потому и не будет врать, что блажная, — отрезал старик. — Такие лгать не способны.
Искромет не выдержал, рявкнул:
— Истинно так, люди: я принес вам благую весть! Новая вера грядет, подлинная, не оболганная Отцами. Склонитесь перед Господом вашим Льдом, который единственный печется о роде людском. Огонь — лукавый бог, затмил вам очи, окрутил, от правды скрыл. А правда в том, что Лед один только и избавит вас от бедствий…
С его лица не сходила шалая улыбка, и странным восторгом горели глаза, будто здесь и сейчас разыгрывалось веселое действо — непонятное и волнующее. Лихо звенел его голос, пронзавший гул толпы, и слышались чьи-то всхлипы, и смех, и яростный рык. Но никто не слушал плавильщика: люди кричали на него, кидали снежки и мелкие камешки.
Он еще не закончил, когда Отец радостно затряс посохом:
— Слышишь, вождь? Слышите, родичи? Прельщение само обнаружило себя. Вот она, скверна. Вот она, несносная!
Вождь уронил голову. Полный разгром. Зачем чужак открыл рот? Стоял бы тихо, не ерепенился, глядишь, отбрехались бы. А теперь куда деваться? Как опровергать очевидное?
Но сдаваться он не хотел и ринулся в последнюю схватку: заново осыпал старика обвинениями, прошелся по его родным, поносил Огонь, а затем, махнув на все рукой, предложил кинуть священную Книгу в пламя — отдать Огню Огненное. Отец только этого и ждал. Не медля ни мгновения, крикнул:
— Видите, люди? Лед завладел этим человеком, и нет ему спасения. Но мы еще можем спасти себя, спасти общину. Можем отрубить загнившую руку, чтобы оставить жизнь телу.
— Правильно, Отец, — грохнул Пылан. — Изгнать подонков, и дело с концом. Пусть Лед подавится своими выкормышами.
Люди, изумленные, потрясенные, не могли более сдерживаться: от одного к другому побежало роковое слово, оно делалось все слышней и слышней, набирало мощи словно осенний мороз и наконец взмыло над общиной как выпущенный на волю рябчик. Изгнание — вот единственный выход. Только так можно было очиститься от скверны и вернуть милость Огня. И люди повторяли это слово на все лады, с трепетом, но в то же время и с облегчением — они нашли причину несчастий! Вот она, стоит перед ними, бессильно сжимая кулаки, и глядит исподлобья на родичей. Вот он, ядовитый корень, который так долго прятался в земле. Теперь-то уж его вырвали — навсегда.