Затем последовал мрачный погребальный ритуал: после удаления внутренностей, ее одели в королевские одеяния, а на ее покрытую вуалью голову надели корону. Была сформирована процессия, в которую вошли ее сыновья Альфонс и Карл, епископы и дворяне, чтобы доставить тело в Сен-Дени, где оно оставалось на ночь в хоре базилики, а на следующий день было доставлен в Мобюиссон, где в ходе церемонии, возглавляемой епископом Парижа и архиепископом Руана, Бланка была похоронена в центре церковного хора.
Новость быстро распространилась по всему королевству, и, если верить Grandes Chroniques de France (Большим французским хроникам), "простой народ был встревожен ее смертью, так как опасался притеснений со стороны богачей". Матвей Парижский подтверждает это: "Все королевство впало в отчаяние. Оно потеряла величайшую королеву столетия, которая заслуживала того, чтобы иметь в качестве подданных всех королев, которые предшествовали ей". Кажется народное мнение о правлении Бланки было единодушным. Анонимный хронист сообщает: "В 1252 году умерла Бланка, мудрая, доблестная, добрая королева Франции, мать доброго короля Людовика, которая так хорошо и мудро управляла страной и королевством, пока ее сын был за границей, и не притесняла народ". Мартирология аббатства Нотр-Дам-дю-Лис явно дифирамбична: "Она была как древо жизни посреди рая, произносящая слова Мудрости, посреди своего народа".
Уход из жизни королевы-матери поднял вопрос об управлении государством. На ее сыновей, Альфонса и Карла, рассчитывать не приходилось. У них и так было полно дел с их апанажами. Здоровье Альфонса оставалось хрупким, а Карл был занят делом в Эно. Тридцать лет спустя, когда он давал показания на суде по канонизации Людовика, он даже не смог вспомнить место смерти своей матери, которое он поместил в Мобюиссон: "За пять или шесть дней до смерти, прикованная к постели в Понтуазе, в основанном ею аббатстве, она приняла монашеский обет и получила из рук епископа Парижа, последнее причастие. А когда, принимая ее обет, он добавил ограничение "в случае смерти", она заявила, что в жизни или а смерти хочет быть монахиней. И с этого момента она подчинялась настоятельнице как последняя из монахинь".
Таким образом, делами стал управлять Совет, который окружал Бланку в последние месяцы ее жизни. В 1253 году он столкнулся с новыми университетскими проблемами и угрозой вторжения со стороны Генриха III, который стремился воспользоваться отсутствием Людовика IX и вакантностью трона. "Королевство было в большой опасности", — говорит хронист из Сен-Дени.
Но что сделал король? Известие о смерти матери дошло до него только через пять или шесть месяцев, весной 1253 года, из-за трудностей, связанных с передвижением зимой. Его духовник, Жоффруа де Болье, сообщил о случившемся. Сначала гонец принес новости кардиналу Тускулумскому, архиепископу Тира:
Он сообщил об этом архиепископу Тира, который в то время хранил королевскую печать, и хотел, чтобы я сопровождал их. Мы втроем прибыли в дом короля, и легат попросил его тайно поговорить с ним в его комнате в нашем присутствии. Увидев серьезное лицо легата, он понял, что тот хочет сообщить ему нечто неприятное. Этот человек, вдохновленный Богом, провел нас из своей комнаты в примыкающую к ней часовню, и закрыв все двери, сел с нами лицом у алтаря. Затем, с деликатностью, легат изложил королю различные и великие благословения, которыми Бог, по своей благости, благословил его с младенчества, и особенно в том, что дал ему такую мать, которая воспитала его столь христиански, и которая управляла делами его королевства с такой верностью и мудростью.
Затем он добавил, среди рыданий и слез, новость о смерти королевы, которая была столь катастрофической и прискорбной. Христианнейший король, оплакивая свою мать вслух и с лицом, омытым слезами, преклонил колени перед алтарем и, сложив руки, с благочестивым стоном сказал: "Благодарю Тебя, Господи, что Ты даровал мне возлюбленную мою мать, пока это было угодно Твоей благости. И теперь, Господи, через ее телесную смерть Ты призвал ее обратно к Себе по Своему благоволению. Это правда, Господи, что я всегда любил ее превыше всех смертных созданий, как она того и заслуживает, но раз это было твое решение, да будет имя Господа благословенно вовеки. Аминь!"
Король был в смятении. По словам Гийома де Нанжи, он пролил "потоки слез" и оставался без движения в течение двух дней. Жуанвиль даже подумал, что он слишком переусердствует, и напомнил ему, что надо быть более достойным: ведь она все равно должна была когда-нибудь умереть! «Король, — рассказывает сенешаль, — попросил легата и архиепископа Тирского удалиться и, оставшись наедине со своим духовником, прочитал заупокойную молитву. Прошло два дня, а он не хотел никого видеть. Тогда он послал за мной и, увидев меня, сказал: "Ах, сенешаль, я потерял свою мать. Сир, — ответил я, — я удивляюсь этому, ведь вы знаете, что однажды она должна была умереть. Но я дивлюсь столь великому трауру, который вы на себя возложили, вы, которого считают таким великим государем"». Что должны были подумать враги короля?