Когда муж узнал, что она брала деньги у матери, то впал в ярость и не мог успокоиться целую неделю. Постоянно ругал ее, кричал, уходил из дома. Он ненавидел ее родителей и не желал принимать от них никаких «подачек». Вероятно, в лице ее матери и отца он ненавидел и всю аристократию.
– Ну и как обстояли дела с фермой? Вам удалось что-нибудь заработать? – Мэтью наклонился, поднял тонкую сухую ветку и стал яростно ее ломать.
Грейс горько рассмеялась:
– Разумеется, нет. Это была просто катастрофа. Муж был городским жителем и ненавидел сельский труд. И меня заодно за то, что я склонила его к покупке фермы. А потом он заболел.
Грейс замолчала. Воспоминания снова нахлынули на нее. Голод, бесконечная нужда, невозможность вырваться из тисков нищеты подкосили и ее. Ей трудно было рассказывать обо всем этом даже Мэтью, который мог и понять, и посочувствовать.
– А соседи не помогли вам? – Маркиз выбросил последний кусочек сломанной ветки и посмотрел на Грейс.
– У мужа был такой характер, что даже самые покладистые и терпеливые соседи предпочитали не иметь с ним дела. Только жена викария приходила ко мне изредка и помогала по хозяйству.
Целых девять лет муж был центром ее жизни. Она не любила его, но питала к нему нежность, жалость, что-то такое еще, что не умещается в простые, банальные слова. Но все оказалось напрасно.
– И таким образом, ты потеряла дом.
– Да. – Она вздохнула и выпрямилась. Если она расскажет что-нибудь еще о своей семье, то, вероятно, окончательно выставит себя дурой в глазах маркиза. – Вы очень хороший слушатель, милорд.
– Спасибо, – сухо проговорил он.
Теперь маркиз знал о ней столько, сколько не знал ни один человек из тех, с кем ей пришлось иметь дело в течение последних девяти лет. Грейс, чувствовала себя потерянной и боялась, что рассказанная ею история заставит маркиза отвернуться от нее.
– Думаю, ты уже жалеешь о том, что попросил рассказать о моем прошлом, – неловко улыбнувшись, сказала она.
Его лицо по-прежнему оставалось серьезным и сосредоточенным.
– Я никогда ни о чем не жалею.
Теперь Грейс шла впереди, а Мэтью на несколько шагов позади нее. Он решил немного отстать, потому что после своего столь откровенного признания его спутница чувствовала себя несколько неловко и ей хотелось побыть в одиночестве. Да и ему не мешало бы остаться наедине с собой хотя бы на несколько минут, чтобы выпустить, так сказать, пар. А он был просто в ярости.
Мэтью посмотрел на Грейс. Она закрыла ладонями лицо. Без труда можно было догадаться, что она плачет. Она уже еле сдерживала слезы, когда рассказывала ему свою историю. И вот, наконец, они прорвались наружу.
Она рассказывала о себе с таким стыдом. Но как девушка в шестнадцать лет могла принять правильное решение? Она была ослеплена своей любовью, возвышенными мечтами и речами незадачливого книготорговца. И до сих пор не может оправиться от потери своей семьи. Удивляет, правда, и та жестокость, с которой обошлись с Грейс ее родители.
Он же рос в атмосфере любви, благожелательности и понимания. Мать и отец любили его безмерно. И ему было трудно представить себе, чтобы родители отказались от него из-за какого-нибудь его опрометчивого поступка.
Чертов негодяй Паджет! Хотелось бы верить, что сейчас он поджаривается в аду. Как мог пятидесятилетний мужчина лишить такую юную девушку, почти ребенка, всего того, к чему она привыкла с младенчества?
Она целых девять лет прожила с человеком, который был не в состоянии ничего заработать, а мог только разглагольствовать о высоких материях и есть при этом купленный на деньги ее матери хлеб. А рядом – ни друзей, пи родственников, ни даже соседей, которые бежали от се мужа как черти от ладана.
При этом у Грейс даже и мысли не возникало оставить этого старого глупца. Она старалась всеми силами скрасить их положение. Нищета, голод и отчаяние убивали ее, но она воспринимала свою судьбу как нечто должное.
И вдруг Мэтью открылась причина, из-за которой он так злился на мужа Грейс. Он ревновал. Ревновал к уже умершему мужчине. Но чем, собственно говоря, он лучше его? В каком-то смысле он, Мэтью, был точно таким же. Они оба хотели Грейс. И ни один из них не мог сделать для нее ничего хорошего.
Маркиз бросил тоскливый взгляд на шедшую впереди него женщину. И вдруг его сердце радостно подпрыгнуло в груди. Как же он мог упустить такую важную мысль! Она не любила его. Не любила мужа.
Было уже поздно. Грейс лежала в своей постели, но не спала. Она как будто чего-то ожидала. Рассказав свою историю маркизу, она почувствовала себя опустошенной и измученной. Правда, уснуть она не могла не из-за усталости, а совсем по другой причине.
Она смотрела на дверь, и у нее было ощущение, что сейчас произойдет нечто неизбежное. Дверь действительно открылась, и на пороге появился Мэтью. Грейс быстро села в постели, пытаясь усмирить свое оглушительно стучащее от счастья сердце.
– Милорд? – проговорила она мягким голосом. И это «милорд» прозвучало как приглашение.
Глава 12
Когда прошлой ночью Мэтью держал Грейс в своих объятиях, он боялся даже пошевелиться. И все время прислушивался, как она дышит, как бьется ее сердце. Иногда Грейс ч го-то бормотала во сне, и он был готов поклясться, что это «что-то» имело отношение к нему.
– Милорд, что вы делаете здесь? – Она слегка наклонилась вперед, и вырез шелковой сорочки соскользнул вниз чуть ли не до сосков. И прежде чем она успела подтянуть рубашку вверх, Мэтью увидел два ровных розовых кружка. Его мгновенно охватило лихорадочное желание, и он с трудом подавил готовый уже вырваться из горла стон.
– Мы должны спать в одной постели, – вежливо проговорил он, стараясь придать голосу безразличный тон. Конечно, об этом им стоило поговорить раньше, днем, но тогда он все никак не решался начать этот разговор.
Грейс заволновалась и немного испугалась – это было видно по ее глазам. И еще в них появилось что-то неуловимое и загадочное, отчего напряжение в теле Мэтью мгновенно усилилось.
Но он должен был заставить ее лечь с ним в постель, от этого зависела ее жизнь. И Мэтью снова принялся убеждать Грейс, что они должны спать вместе. Но он говорил об этом как солдат о боевой операции, а не как мужчина, перед которым стояла красивая женщина.
– Нам необходимо убедить Монкса и Файли в том, что мы любовники. Я хочу сказать, что мы будем просто лежать рядом, и ничего более. Гарантирую полную безопасность. Никаких посягательств с моей стороны.
К его, удивлению, на лице Грейс вдруг появилась улыбка.
– Значит, мы будем, как Тристан и Изольда, спать с мечом между нами.
Мэтью тоже стало смешно.
– Меч – это уж слишком. Надеюсь, мне не понадобится такая мера предосторожности.
Хотя маркиз сказал все это самым веселым тоном, про себя он подумал, что лежавший между Изольдой и Тристаном меч не уберег их от страстного желания.
Не дожидаясь ее ответа, маркиз направился к кровати. Она отодвинулась к стене, освобождая около себя место.
– Как тебе будет угодно, – сказала она, смирившись с его решением.
– Господи, – буркнул вдруг сердито лорд Шин, – это совсем не то, чего я хочу. Никогда в своей жизни я не делал того, что мне хотелось на самом деле. Сейчас я просто пытаюсь спасти твою жизнь. Сколько же можно говорить одно и то же.
Он сел на край кровати. Быстро стянув башмаки, Мэтью бросил их в угол. Затем, сняв через голову рубашку, швырнул ее поверх башмаков.
– Лорд Шин…
Он быстро повернулся к Грейс и окинул взглядом ее тело, прикрытое одеялом, которое, однако, не скрывало прелестных форм. Кажется, испытание будет значительно сложнее, чем ему показалось вначале, подумал Мэтью. Грейс с ужасом смотрела на его голую спину.
– У тебя шрамы, – прошептала она потрясенно.
Мэтью забыл о своей спине в ужасных шрамах. Несчастье случилось с ним давно, несколько лет назад. И потом ему пришлось долго восстанавливаться, много тренироваться. Неправильно сросшиеся мышцы могли навсегда сделать спину малоподвижной и просто-напросто превратить его в инвалида. Но сейчас Мэтью не подумал о том, как спина выглядит со стороны.