Е. Романовъ: Карту́шницкій ле́мезень (Условный языкъ шерстобитовъ м. Дрибина). (Живая Старина подъ ред. В. И. Ламанскаго. СПб. I. 1890. Отд. II. стр. 9–16).
Е. Р. Романовъ: Катрушинцкій лемезень. Условный языкъ Дрибинскихъ шаповаловъ. (Сборникъ отд. русск. яз. и слов. Имп. Акад. наукъ. LXXI. СПб. 1901 (1902)).
И. Усовъ: Языкъ приугорскихъ портныхъ. (Изв. отд. рус. яз. и слов. Имп. Ак. наукъ. ІII. 247–250).
В. И. Чернышевъ: Списокъ словъ портновскаго языка. (Изв. отд. рус. яз. и слов. Имп. Ак. наукъ. III. 251–262).
Матеріалъ для характеристики «преступнаго» и вообще тайнаго, условнаго языка и связаннаго съ этимъ языкомъ міровоззрѣнія содержится какъ въ болѣе или менѣе спеціальныхъ сочиненіяхъ, такъ и въ нѣкоторыхъ романахъ и разсказахъ.
Къ сочиненіямъ, описывающимъ бытъ каторжниковъ по личнымъ воспоминаніямъ или же на основаніи достовѣрныхъ данныхъ, принадлежатъ, между прочимъ:
Сибирь и каторга С. В. Максимова,
Записки изъ мертваго дома Ѳ. М. Достоевскаго,
Л. Мельшинъ. Въ мірѣ отверженныхъ. Записки бывшаго каторжника. (2-е изд. СПб. 1899).
Лингвистическій матеріалъ, разбросанный въ романѣ Вс. Крестовскаго «Петербургскія Трущобы», использованъ Н. Смирновымъ въ названномъ мною выше (стр. VII) трудѣ.
Конечно, и сочинители разныхъ сенсаціонныхъ уголовныхъ романовъ и разсказовъ, какъ печатающихся въ повременныхъ изданіяхъ, такъ и появляющихся отдѣльными изданіями, стараются щеголять знаніемъ воровского и вообще «преступнаго» языка, но это имъ не всегда удается. Мнѣ называли, между прочимъ, Н. Н. Животова (Розовое Домино), автора нѣсколькихъ заурядныхъ «бульварныхъ» и вульгарныхъ романовъ («Макарка Душегубъ», «Цыганъ Яшка», «Лѣшій баринъ», «Дочь трактирщика», «Пиратъ Власъ»), но, просмотрѣвъ бѣгло эти книжки, я въ нихъ не нашолъ ничего по части «блатной музыки». Производящее впечатлѣніе «блатного» слово стрюцкій («Макарка душегубъ». СПб. 1896, стр. 580) принадлежитъ собственно общерусскому языку (см. Словарь Даля).
Къ категоріи своеобразныхъ «условныхъ» языковъ относится тоже языкъ студентовъ (особенно, нѣмецкихъ), гимназистовъ, семинаристовъ, институтокъ и т. д. Въ бытность мою профессоромъ Дерптскаго университета я имѣлъ возможность ознакомиться съ языкомъ студентовъ-поляковъ, и у меня имѣется довольно обширный матеріалъ по этому предмету.
Цѣнныя данныя по части русскаго семинарскаго языка содержитъ сочиненіе Н. Г. Помяловскаго «Очерки бурсы».
Отраженію особенностей «отверженнаго» міра посвящонъ тоже предлагаемый здѣсь словарь «жаргона тюрьмы» или «блатной музыки», вмѣстѣ съ цѣнными дополненіями[1]. Все это представляетъ изъ себя вполнѣ достовѣрный матеріалъ для психолога, для этолога (теоретика и историка этики или нравственности), для юриста (теоретика и практика), для фольклориста, для изслѣдователя народной словесности, и прежде всего для лингвиста или языковѣда.
Часть словарнаго матеріала, вошедшаго въ предлагаемый здѣсь сборникъ, была около двухъ лѣтъ тому назадъ пріобрѣтена отъ В. Ф. Трахтенберга отдѣленіемъ русскаго языка и словесности Императ. Академіи наукъ, для пополненія съ этой стороны издаваемаго отдѣленіемъ обширнаго словаря русскаго языка.
«Блатная музыка» является во всякомъ случаѣ однимъ изъ видоизмѣненій «русскаго языка». Точнѣе говоря: на нее слѣдуетъ смотрѣть какъ на совокупность своеобразныхъ языковыхъ представленій, выросшихъ въ русской языковой области или сложившихся въ русской языковой средѣ.Съ племенной, этнографической точки зрѣнія, «блатную музыку» создали головы, начиненныя по преимуществу русскими языковыми представленіями. «Блатная музыка» есть одинъ изъ русскихъ «говоровъ», конечно, не въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова.
Всякое племенное языковое цѣлое разнообразится въ различныхъ направленіяхъ. Прибѣгая къ образному, неточному выраженію, можно бы сказать, что здѣсь имѣетъ мѣсто распаденіе по вертикальнымъ и горизонтальнымъ наслоеніямъ. Съ одной стороны, съ чисто племенной, територіально-этнографической точки зрѣнія, получается дѣленіе на говоры въ строгомъ смыслѣ этого слова, на говоры, отличающіеся между собою прежде всего произношеніемъ, т. е. фонетическими особенностями. Съ другой стороны, въ языковомъ разнообразіи отражаются различія спеціальностей, сословій, уровней образованія и т. п.; подобнаго рода разнообразіе сказывается и въ употребленіи словъ съ своеобразнымъ значеніемъ и въ своеобразномъ языковомъ міровоззрѣніи.
1
Самый словарь слѣдовало бы пополнить нѣкоторыми не вошедшими въ него словами и выраженіями изъ «Острожныхъ пословицъ, поговорокъ и присказокъ» (стр. 73–80).