Бросил косяка на Леху и Стакана. Леха явно внутренне поджался, и не потому что арматурина перекочевала к чужаку в лапы. Пацана явно коробило от происходящего, то ли слаб в поджилках, то ли жизни не знает. А вот Стакан лыбился счастливо, чуть слюной не капал, Стакану апуашш была по кайфу. Стакан и сам бы с удовольствием обработал инвалида арматурнной.
– Нет, теперь делиться поздно, – цинично поправил Шрама в спину блондинчик. – Теперь надо, чтобы Александр Павлович перекинул на нас по протоколу пятьдесят один процент конторы и переписал на нас свою тачку. Хорошо бы еще, чтобы раскололся, где заначку прячет.
– А какая у него тачка? – живо заинтересовался Шрам, маскируя совсем другие мысли. Когда с мужика списывают и фирму, и тачку, предполагается – никто не собирается отпускать его живым.
– Последний «вольвешник».
– Неслабо, – уважительно свернул губы трубочкой Шрам и одним махом сорвал скотчевую наклейку. А подозрения в голове набирали обороты. Если мужика собираются грохнуть, то кодле вполне реально понадобится и тот, кто за мокруху ответит. Ой, неспроста Пырей заначил справочку о досрочном освобождении.
Оказалось, мужик вращал шарами не по страху, а по ненависти:
– Козлы! Я в Афгане рубился, я там ногу оставил! Уроды! Попались бы вы мне в горах!
– Вишь, какой он у нас бойкий, – презрительно ухмыльнулся блондинчик и врубил магнитофон:
– Хер вам, а не моя машина! Я ее горбом зарабатывал!
Леха, отвернув пасть в сторону, морщился. Леха был весь на изменах. Теперь Шраму как на духу стал прозрачен этот типа первую неделю быкующий пацан. Боксер не дрейфил, ему в натуре было жалко безногого мужика. Выходит, не ту кривую дорожку ты выбрал в этой жизни, сынок.
– Война давно кончилась, а папаша все воюет, – презрительно цыкнул сквозь зубы, изогнувшись хищным богомолом и по-насекомьи прижав руки к бокам, блондинчик.
– Береги патроны, – с иронией посоветовал бестолково рыпающемуся ветерану Сергей и обернулся к зрителям: – Не по делу вы его кипятильником повязали. Кипятильник вместо утюга его к согласию привести поможет. – И Шрам начал распутывать пленника. Он уже прикинул, как поведет себя дальше. Он уже был уверен, что справится с проблемами. Не авторитеты мосты разводят.
– Ты шаришь, что делаешь? – засомневался блондин. – Клиент после застарелой контузии психованным остался. Пока мы его скрутили, он нам чуть пальцы не пооткусывал.
– Моя профессия – семьдесят семь, часть «Б», – дескать, не бзди, отмахнулся Шрам. И только распутал провод, тут же сунул в руку пленника арматурину со словами: – Ну, папаша, вспомни войну! – и с разворота заехал ногой меж ног наивно щерящему в улыбке зубы дебелому Стакану.
Гениталии Стакана сжались в горошину. Братела заорал резаным кроликом и сложился пополам, как перочинный ножик, только очень большой ножик. А Шрамов уже оказался рядом с боксером Лехой и прямой наводкой сделал кулаком мат в три хода: в живот, в солнечное сплетение, в челюсть. Это вам не на ринге гарцевать, так драться Шрама учила улица. Леха потух, как выключенный свет, и улетел через диван. Боковым зрением Серега с глубоким удовлетворением отметил, что ветеран Афгана использует прут по назначению – приходует сложившегося пополам дзюдоиста в душу и в гриву. Магнитофон загрустил:
Острый нос Пырея шевелился, будто у почуявшей мышьяк крысы. Блондин танцевально, не показывая зад, пытался выскользнуть из хором. Но Шрамов, завертев пропеллером с кипятильником над головой, заарканил блондинчика за шею, дернул шнур на себя и встретил удивленную рожу коленом.
Кровавые сопли испачкали Серегины брюки. Блондинчик, уже ни шиша не соображая, прикинулся мертвым, как колорадский жук. Шрам предпочел не поверить и сурово наступил голубоглазому на руку. Кости хрустнули. Поздравляем с переломом правой руки.
– Папаша, отбой воздушной тревоги! – Шрам за ремень оттащил ветерана от крещенного арматуриной, пускающего кровавые пузыри братка. Мимоходом выключил магнитофон. Схватил со стола сабонис «Русского размера», сам глотнул и протянул афганцу: – Остудись.
Гремя по кафелю костылем, инвалид приблизился, с благодарностью принял фугас и влил в себя не меньше четверти.
– По гроб тебе обязан! – выдохнул он вместо того, чтобы закусить.
– Запомни свои слова, – благосклонно принял присягу Шрам. – Только слов мало.
– Хочешь долю в кабаке? – по-армейски, без обиняков, от всего сердца предложил спасенный.
– Мне с тебя не доля нужна, – устало улыбнулся Сергей. – Мне надо, чтобы когда я о чем-нибудь попрошу, ты выполнил, не раздумывая. А уж моя забота, чтобы тебе от этого кисло не стало.
– Я же сказал: по гроб тебе обязан.
– Это точно, – забрав ополовиненную бутылку, Шрам нагнулся над блондинчиком и первым делом вернул нагло заныканную справку о досрочном освобождении. Затем Сергей от души полил водкой свергнутого вождя и за волосы притянул его безвольную башку. – Ты вроде в вузе учился? – Не ради одноногого так жестоко проучил пацанов поздний гость. Он ведь ради того и заявился в Вирши – учить оборзевшее бычье.
– До третьего курса, – боясь, что снова станут бить, без запинки сознался блондинчик.
– А на кого учился-то?
– На адвоката, – сознался блондинчик, извиваясь по полу длинным дрессируемым червяком.
– Ненавижу адвокатов, – вздохнул Шрам и за загривок поставил блондинчика на ноги. – Сперва ты вернешь должок. А потом, если из Виршей не уберешься, в бетон закатаю! – не путая, а именно ставя в известность, сообщил Шрам и отпустил низвергнутого беспредельщика.
Без поддержки тот снова рухнул – ноги не держали.
– Этих, – кивнул Шрам афганцу на вновь упавшего Пырея и отметеленного арматуриной Стакана, – в прикуп забирай. Поквитайся недельку в подвале, а отведешь душу – выпусти. Со второго тоже клятву стряси, что из города уберется. А этого, – Шрамов махнул почти пустой бутылкой в сторону Лехи, – я себе оставлю. Мне подсобный рабочий пригодится.
И как стоял, внезапно пнул со всей дури дверь. Она распахнулась, а подглядывающий в замочную скважину банщик полетел кувырком. Шрам вволок жирного индюка за шиворот в зал:
– Показывай!
– Что показывать? – проблеял дрожащий банщик. Похристосовавшись с дверью, половина его раскормленной рожи постепенно начала вспухать и приобретать желто-фиолетовый колер.
Сергей не стал отвечать на глупый вопрос, а только замахнулся. Как бы чтобы дать звонкую оплеуху.
– Понял-понял! – пуще задрожал банщик. Угрем проскользнул мимо страшного Шрама и с натугой отверз сидячую половинку дивана.
Под ней в ящике для барахла обнаружился небольшой арсенал – пяток гранат «эргэшек», газовый расточенный под мелкашку ствол, штык-нож и груда долларов россыпью. По прикидке тысяч пять.
Лехе и Стакану провал нехитрого тайника оказался до лампочки. Они смирно лежали в позах, в которых их оставили. Стакан пока не подавал признаков жизни, Леха жалобно постанывал. Блондинчик же от бессильной злобы зашипел, как обоссанный костер, и его пришлось пнуть. В воспитательных целях.
– Вижу, злобу затаил. Надо бы тебя кончить, да цемента поблизости нет, а я за свои слова отвечаю, – огорченно вздохнул Шрам. – Приходится начинать почти безоружным, – огорченно вздохнул Шрам. – Жаль. Я рассчитывал на большее, – в третий раз огорченно вздохнул Шрам. Не жизнь, а сплошные обломы.
– Слышь, как тебя?… – несмело напомнил о своем присутствии ветеран. – Если надо, я хоть стингер достану.
– Меня зовут Сергей Храмов. Для тебя – просто Храм, – мыслями уплыв куда-то далеко, назвался Сергей.
– Слышь, если ты такой крутой… В этом городке есть много людей, которым надо помочь.