Выбрать главу

   -- Может, хоть камнем в лоб треснем, пусть дух тело покинет, живого человека конями рвать...

   -- Гуманист хренов! -- Рявкнул я. -- Ни живого, ни мертвого шамана привязывать к хвостам не будем. А тронешь его -- знать тебя не хочу!

   Хан с радостью капитулировал и без понуканий бросился штурмовать очередной курган. Кореша потянулись следом. Я оказался замыкающим. Плетусь вслед за остальными и пытаюсь понять, что за изверга углядел во мне Азам, если в миг отбросил все мысли о мести.

   Пока я разбирался в собственных чувствах, кореша добрались до вершины и перевалили на другую сторону. Я перешел на бег и одним рывком взобрался наверх.

   Красота. Легкий ветерок нырнул под рубаху и приятно студит разгоряченное тело. С высоты кургана открылся чудный вид. Слева -- длинным изогнутым червяком, разрезая степь на две части, ползет неглубокий, заросший колючими кустами овраг. Прямо -- широкой волной буйствует под напором ветра пожухлая ржаво-желтая трава. А справа...

   Кольцо колдуньи Агаты сделалось горячим, черный камень пылает изнутри ярким огнем. Справа -- за пеленой густого тумана, на берегу небольшого озера ютиться кособокая хижина. Я тру глаза -- виденье не исчезает. Что бы не закричать зажимаю ладонью рот. Нашел. Я нашел ЕГО!!! Выходи Губан, встречай гостя!

   Как спустился с кургана -- не помню. Очнулся уже среди корешей. Кондрат Силыч тряс меня за плечи.

   -- Пахан, ты чего?

   -- Глянь туда, -- указываю на туман.

   -- Ну?

   -- Видишь чего?

   -- Тоже, что и здесь. Чернобыльник да ковыль.

   -- А ты? -- Киваю Евсею.

   -- Степь -- она и есть степь, чего на нее смотреть. -- Корчит рожу Фраер.

   Я крепко жмурюсь, считаю до десяти и открываю глаза. Туман не исчез, кривобокая избушка на том же месте, где и была, а от озера тянет тиной и сыростью.

   -- Совсем ничего? -- Растерялся я.

   -- А чего надо-то? -- Глупо улыбается Антоха.

   -- Азам, а ты?

   -- Гиблое место это, -- говорит хан. -- Овцы там пропадают.

   Остроту своего зрения я мог проверить только одним способом. Что и сделал. Снял с мизинца ведьмин подарок. Туман рассеялся. Вместо избушки трава в пояс, а от озера даже запаха тины не осталось. Налюбовавшись пейзажем, я натянул кольцо назад. Все встало на свои места озеро, дом, туман.

   -- Привал. -- Скомандовал я. -- Желающие могут перекусить. За мной не ходить, я скоро.

   -- Ты куда? -- Выдохнуло разом восемь глоток. Пришлось соврать:

   -- Живот крутит, я мигом.

   Туман был вязким, как кисель. Первые шаги оказались самыми тяжелыми. Но кольцо на пальце пульсировало, тянуло вперед. Я чувствовал себя как водолаз, у которого передавило шланг подачи дыхательной смеси. Дышать нечем, непонятный туман категорический отказывался лесть в легкие, сколько бы я его не глотал. Пришлось упасть на колени, стало легче. Через десяток метров туман сдался, а скоро и вовсе исчез.

   -- Ты кто такой? -- Раздалось над ухом.

   Я поднял голову. Передо мной стоял лысый старик с шикарной спутанной бородой. Из-под чистого, но мятого халата выпирает нехилый животик.

   -- Ты Губан?

   -- Я то Губан, а ты кто?

   -- Вот, -- показал я кольцо.

   -- Вон оно что, -- ухмыльнулся колдун. -- То-то я думаю, как ты сюда попал. Значит, жива еще старая перечница?

   -- Бабка Агата кланяться велела, -- соврал я.

   -- Локти, небось, дура кусает, что замуж не пошла?

   Я промолчал.

   -- Ну, коль приперся, пойдем, ужинать. Я тут на днях баранчиком разжился.

   Избушка оказалась неказистой только снаружи. Стоило переступить порог и ноги утонули в толстом пушистом ковре. На окнах чистые занавески, у дальней стены широкая кровать под балдахином. На роскошной перине под кучей взбитых подушек я заметил женскую юбку. Колдун смутился:

   -- Колдовал намедни, штаны хотел сотворить, промашка вышла.

   Я понял -- врет, но благоразумно промолчал.

   В центре комнаты на столике с изогнутыми ножками на серебряном блюде исходили паром куски хорошо прожаренного мяса. Рядом приютились две ржаные лепешки, пара кружек и пыльный кувшин.

   -- Прошу, -- щелкнул пальцами Губан.

   Меня обдало холодом. Из воздуха сотворился стул. И не просто абы какой, а тончайшей ручной работы, мягкое сиденье, резная спинка -- антиквариат одним словом. Я ошалел. Не знаю, что уж увидел на моем лице Губан, но остался доволен. Он небрежно щелкнул второй раз. В метре от него на ковер грохнулся березовый пенек. Лицо у колдуна сквасилось, как у ребенка, которому не купили понравившуюся игрушку. Губан покосился в мою сторону и сказал:

   -- А я вот по старинке люблю, на пенечке.

   К трапезе приступили в полном молчании. Какое-то время за столом слышался только хруст бараньих костей. Утолив первый голод, Губан набулькал из кувшина в кружки по самый верх.

   -- Стул мелочи. Винца вот попробуй.

   Я хлебнул с опаской. Замер, ожидая реакцию желудка. И не удержался, глотнул в полную силу. Меня закружил аромат осеннего сада. В одном глотке я чувствовал вкус десяток ягод. Не смешанный, каждой в отдельности, будто срывал с куста. Сначала виноградинку, затем смородину, землянику, надкусил спелое яблоко, сыпанул в рот пригоршню малины. Я пил нектар Богов. Я чувствовал себя Богом. Губан ерзал на березовой чурке и старательно делал вид, мол, ничего особенного, так, обыденная мелочь, для запивки на скорую руку. А самого распирало от гордости.

   -- Еще кружечку?

   -- С удовольствием, -- кивнул я и честно признался, -- такого вина никогда в жизни не пил. Бальзам для души!

   Губан крякнул от умиления, потупил глазки и скромно ответил:

   -- Это я еще плохо старался. Не знал, что гость к ужину будет.

   После третьей кружки колдун смахнул с бороды капли пролитого вина. Спросил:

   -- Ну, сказывай, чего там Агате надобно от меня?

   -- Да собственно ничего.

   -- Тогда сымай кольцо, не тебе дарено.

   Я растерялся, по инерции потянулся к мизинцу. Но в последний момент одумался и вперил в колдуна наглый дерзкий взгляд.

   -- Бабка Агата мне его подарила.

   -- И что с того?

   -- Она сказала ты помочь должен.

   -- Вот дура баба! -- Взорвался Губан. -- Нашла что дарить. Мне от нее даже поцелуйчика не досталось, про другое уж и не говорю. Разок с руками полез, так она стерва, мне волосья с головы выдернула, ни одним колдовством опосля восстановить не мог. Сымай кольцо!

   -- Нет!

   -- Да ты пойми, -- сбавил Губан обороты, -- стар я стал. Силы уже не те, от того в глуши и прозябаю. Колдую по мелочи, для себя. Чем я помочь могу? Вина вон если еще сделать...

   -- Да ты хоть выслушай сначала, -- обиделся я.

   Старик с горла хватанул остатки вина в кувшине и буркнул:

   -- Слушаю.

   Я уложился в пять минут. Вспомнил все подробности, какие смог и с надеждой спросил:

   -- Поможешь?

   -- Назад, стало быть, хочешь.

   -- Хочу.

   -- Ну-ка, дай свою писульку.

   Я вытащил из кармана измятый лист с заклятием. Губан долго всматривался, даже понюхал.

   -- Хорошее колдовство, чувствуется рука мастера.

   -- Ну, и... -- Не выдержал я.

   -- Чего и? Агата дура дурой, а ты еще дурней. Видишь знак отпускной снизу?

   -- Пентаграмму что ли? Вижу.

   -- Да ни шиша ты не видишь! -- Ни с того, ни с чего разозлился Губан. -- Знак это отпускной, а не пентаграмма.

   -- И что?

   -- А то! Ослиная твоя башка, что колдун, который это заклятие сотворил, отпустил его от себя, всю силу в бумагу вложил, на коей оно писано. Уяснил?

   -- Нет. -- Честно ответил я.

   Губан встал, прошелся по комнате, два раза почесал лысину. На его лице отчетливо читалось -- такого тупицу как я, он еще не встречал.

   -- Ежели тебе смерть предсказали, али еще чего плохого, что сделать требуется, чтоб пророчество не сбылось?

   Я пожал плечами.

   -- Господи, да откуда же ты взялся, такой кривомозгий! -- Простонал Губан. -- Убить предсказателя надо и всех дел. Его предсказание за ним и закреплено. Сгинул предсказатель, и все его предсказания вместе с ним в прах обратятся. Вот и поразмысли головенкой, чего требуется с отпускным самостоятельным заклятием сделать, дабы оно перестало действовать.