Их цель прежде всего — получать удовольствие от жизни. Конечно, прославленные места и памятники имеют для них значение, но меньшее, нежели климат, — мягкая зима и освежающее лето, и та экзотика, которой еще изобилует Европа 1900 года. К тому же для них, как и для многих их современников, отель сохраняет свое волшебное очарование, напоминая в одно и то же время караван-сарай восточных сказок, феодальную крепость и королевский дворец. Им доставляет удовольствие профессиональная угодливость метрдотелей и укрощенная дикость цыганского оркестра. Пробродив целый день по завлекательно гнусным улочкам какого-нибудь старинного итальянского города, налюбовавшись в Ницце цветочными баталиями, а в излюбленном художниками очаровательном баварском городке Дахау праздником сбора винограда, они возвращаются в отель, как в некое привилегированное, почти экстерриториальное убежище, где за деньги можно купить роскошь и покой, где тебе оказывает внимание портье и расточает любезности управляющий. Барнабут20, прустовский Марсель, как и персонажи Томаса Манна, Арнольда Беннета и Генри Джеймса, думают и чувствуют точно так же.
Однако ни Мишель, ни Фернанда не принадлежат вполне к тому пестрому кругу, с которым они общаются в качестве иностранцев. Само собой, Мишель вовсе не прочь поцеловать руку Великой княгине, которая занимает анфиладу комнат второго этажа и которая проявила любезность по отношению к Фернанде; выйдя из отдельного кабинета в ресторане «Захер» пикантно столкнуться с эрцгерцогом, который выходит из другого кабинета навеселе и в компании двух веселых дам. Забавно издали наблюдать за курьезно богатыми янки, которые проходят через холл следом за гидом, и Сара Бернар, которая ужинает со своим импресарио, добавляет очарования Гранд Отелю. Но, впрочем, Сара Бернар интересна только на сцене, знакомства с американцами они вообще избегают, и г-н де К. любит повторять непочтительную поговорку: «С русскими князьями, что с итальянскими маркизами, водиться неприлично». Мишелю и Фернанде ни к чему даже те отношения, которые не требуют отвешивания почтительных поклонов — они все равно отнимают время.
Тем более не принадлежат молодые супруги к тем снабженным рекомендательными письмами лицам, которые рвутся увидеть коллекции князя Колонна или барона Ротшильда, — эти залы почти закрыты для широкой публики, а, стало быть, увидеть их престижно. Мишелю и Фернанде вполне достаточно музейных коллекций: этих сокровищ хватит с лихвой, чтобы насытить их интерес. Они посещают художественные галереи в надежде обнаружить там или здесь прекрасное произведение, которое сразу же пленит или тронет их, но шедевр, помеченный двумя звездочками, если он не очаровал их с первого взгляда, вторичного визита не удостаивается. Эта легковесность, лишающая их права называться просвещенными любителями, зато избавляет их от почтения к заказным работам и от восторгов перед веяниями моды. Большую часть произведений, выставленных в Салоне, Мишель находит смешными, и он прав. Молодоженов особенно притягивает история, и катастрофы прошлого по контрасту создают у них ощущение, что они живут в эпоху незыблемой безопасности. В Праге Фернанда, которая хорошо знает историю Германии, рассказывает Мишелю о Дефенестрации 1618 года (гибель Яна Масарика21 в 1948 году еще впереди): гайдуки и рейтары, служившие протестантской партии, выкинули из окна в Градчанах двух католических губернаторов, которые с высоты семидесяти футов рухнули в ров. Проходящий с группой туристов гид, который понимает по-французски, обращает внимание мадам, что она показывает не тот фасад. Им, так сказать, следует переместить свои эмоции в пространстве. Фернанду и Мишеля разбирает безудержный смех. В тот день они поняли: когда речь идет о великих исторических воспоминаниях, как, впрочем и во всех других случаях, спасает вера.