У себя в Длели он никогда не встречал женщину с таким темным оттенком кожи. Золотистая смуглость ее лица и плеч наводила его на мысли о налитом солнцем винограде, пылающем голубизной южном небе, о море, которого он никогда не видел.
— Решу? Я был влюблен — позвольте подумать — минуты через две после того, как увидел вас в первый раз.
— У вас это, видимо, происходит очень быстро.
— Не знаю, я еще никогда не влюблялся, — ответил он беззаботно. — Но сегодня мне захотелось влюбиться, и я это сделал. Фрэнк сам удивлялся тому, как свободно говорит с ней, так, словно у него не перехватывало дыхание, когда он ловил взгляд этих блестящих черных глаз.
— Человек, о котором я говорю, — она сделала многозначительную паузу, — это Филип Картмор.
— В самом деле? Знаете, мне бы тоже такое не понравилось, имей я счастье быть вашим женихом.
— О, Филип еще не мой жених. Я не хотела себя связывать так рано. Но все ждут, что рано или поздно мы объявим о помолвке.
— Ну, раз это все… — Он пожал плечами.
Она молча исполнила несколько фигур, прежде чем добавить. — Вы в Академии совсем недавно. Я не уверена, представляете ли вы себе, каким влиянием пользуется Филип, как все его слушаются.
Едва заметная нотка гордости, которую Фрэнк уловил в голосе девушки, сказала ему о многом.
— Конечно, я его знаю, вернее, знаю о нем. И о людях, которые его окружают. И должен признаться, меня мало волнует его и их мнение о моих поступках. Хотя он, конечно, блестящий молодой человек, — прибавил Фрэнк, чтобы сделать приятное леди.
Танец завершился, и он повел свою даму отдыхать, ее маленькая ручка все еще в его руке. Он незаметно любовался ею, — лукавой улыбкой, появлявшейся и исчезавшей на таком изменчивом лице, талией, столь тонкой, что можно обхватить руками, — когда леди Дениза остановилась и серьезно посмотрела на него.
— Он может сделать вашу жизнь там невыносимой.
— Сомневаюсь. Но что точно было бы невыносимо — это больше не говорить с вами. Разумеется, коли его недовольство причинит вам неприятности, ни за что на свете я не хотел бы стать причиной этого.
Она помолчала, словно колеблясь, прежде чем признаться: — Я как раз и хочу, чтобы он был недоволен, — В миндалевидных глазах блеснул огонек, подсказавший, что в смуглом ангеле в белом атласе есть что-то и от чертенка. На его беду, опасная искра во взоре сделала девушку еще более привлекательной.
— В таком случае, я полностью к услугам леди.
Шепот влюбленных, шепот завистников…
— Он танцует с Денизой уже второй раз! — Гидеон Берот, обычно сдержанный, кусал губы от злости. — Надеюсь, не подряд? Это было бы неприлично! — уточнил Филип с нарочито серьезным видом. — Нет, не подряд. Но с перерывом в один лишь танец. И сейчас он словно прилип к ней! Делион недавно у нас, и может не знать, что она — твоя избранница, но должен же понимать, что такая девушка, как Дениза, не для такого, как он. Он не смеет ухаживать о ней, даже и мечтать об этом! Ее отцу это тоже не понравится, уверен. Между ними ничего не может быть, а значит, его назойливое внимание это… это… — А что с этим типом не так? — спросил Кевин. — Он прокаженный или что? Заметив, что они оживленно разговаривают, к ним подошли Пол Клавис, Карл Мелеар и Жерод Ферра-Виссин — те из приятелей Филипа, кто в данный момент не был занят ухаживанием за леди. — Вы не слышали? — Гидеон был так взбудоражен, что даже забыл использовать высокомерный тон, с которым всегда обращался к Кевину. — Он незаконнорожденный. Делион — фамилия его матери, а имя его отца неизвестно. Не понимаю, как лорд Радайл допустил, чтобы его приняли в Академию. Его отцом может быть кто угодно! — Ну, не кто угодно, — возразил Филип. — Я — не его отец, уверяю тебя, и думаю, за нас шестерых можно смело ручаться. — Филип, это не шутки! Речь идет о добром имени нашей Академии. Мы можем учиться вместе с сыном лакея, — Гидеон словно выплюнул последнее слово. — Это позорит всех нас. — Ну, приняли же Грасса, — Карл Мелеар, высокий, длиннолицый, светловолосый, растянул губы в противной широкой ухмылочке. — Так почему бы и не этого? — Не смешно, Карл, — Во взгляде Филипа сверкнуло предупреждение. Гидеон поморщился при упоминании о Кевине, но все же произнес: — Это другое. Ваш отец, Грасс, был солдатом, сражался и рисковал жизнью на поле боя. Его кровь пусть не облагородила, но и не осквернила кровь вашей матери. И потом, ваше рождение было законным. Я говорю про этого бастарда. — Успокойтесь, — сказал Филип. — Отец Делиона — важный вельможа. Мой отец знает, кто это, и поручился перед Радайлом за благородство его происхождения. Дядя тоже знает, по-моему. Карл не упустил возможность вставить колкость. — Может быть, у вас даже один отец. — Мелеар, ваши шутки заходят слишком далеко, — предупредил его Гидеон торжественно. — А что тут такого? — Карл пожал плечами. — У меня у самого, должно быть, есть парочка бастардиков. — Ну да, — сказал Филип, — а их матери — служанки или девки из таверны. Что ж, плоть слаба. Но нет. Мой отец никогда не бросил бы своего сына, даже ублюдка, на произвол судьбы. Он для этого слишком чадолюбив. И вообще, будь его родителем хоть сам Император Андарги, это не значит, что он может докучать Денизе без моего дозволения. — Верно, Филип, — горячо согласился Гидеон. — Ты должен положить этому конец. Если он не знает о вас с Денизой, это просто неприлично, а если знает — оскорбление. Теперь все они смотрели в дальний конец зала, сквозь мельтешение гостей пытаясь наблюдать за Денизой и новичком. — Для ублюдка у него отличный вкус, — заметил Карл. — Они просто разговаривают, — Пол Клавис, носивший прозвище Полли, как обычно выступал в роли миротворца. — Что ж, побеседуем с ними и мы, — Филип неторопливо двинулся по направлению к парочке, сопровождаемый друзьями. Кевин и Гидеон держались по бокам, следом шли ухмыляющийся Карл и молчаливый Жерод, всегда делавший то, что делали его приятели. Полли замыкал процессию. Когда они приблизились к Фрэнку и Денизе, эти двое весело смеялись над чем-то, и головы их были так близко, что черные локоны Денизы нет-нет да касались плеча юноши. Новичок не заметил, что к ним подошли, а девушка делала вид, что не замечает. Гидеон не мог этого стерпеть. Он громко кашлянул, едва сдерживая бешенство.