— Причина моего дурного настроения не в Алене, а в вас, сударь!
Ну вот, снова Дениза шипит, словно она змея, а не женщина. Впрочем, змеи — очень красивые создания. Как переливается их гладкая шкурка, как завораживают немигающие глаза! И погладить их — весьма приятно, хоть и небезопасно. Из Денизы бы вышла отличная змея.
— Я уже понял и смирился, что причина всех ваших бед — во мне. В конце концов, и Алена ввел в наш круг именно я. Вот вы обо мне так не заботитесь — ваши подруги одна другой утомительнее, — Он повертелся на месте, озираясь по сторонам. — Настоящая пустыня!.. Сегодня я заметил несколько приятных новых лиц, но ни одного по-настоящему интересного. Кстати, Пол Валенна представил отцу свою миленькую синеглазую женушку. Она раза в три моложе него и, конечно, наставит старому болвану рога прежде, чем мы успеем досчитать до трех.
— И я даже знаю, с кем, — Дениза раздраженно постучала по руке сложенным веером.
Этот вопрос стоило серьезно обдумать… Но сквозь нарядную толпу уже целеустремленно пробирался лакей, которого Филип отправил к воротам, ждать особого гостя, и все фривольные мыслишки вылетели из головы. Скуки тоже как не бывало. Ее сменило легкое возбуждение, покалывание у позвоночника, как перед дуэлью, в благоприятном исходе которой ты уверен — почти. — Если вы все еще жаждете поцеловать настоящего мужчину, вам предоставляется второй шанс, — бросил он Денизе с напускным легкомыслием.
Она не поддержала игру. Тонкие брови взметнулись вверх, как крылья испуганной птицы. — Вы хотите сказать, что….
— Именно. Я решил, что наша с господином Грассом беседа осталась незавершенной, и пригласил его сюда. Не мне же отправляться в дыру, где он служит.
Тем временем, лакею наконец удалось провести свое утлое суденышко через аристократические пороги и вельможные водовороты. Слуга склонился к уху Филипа, чтобы прошептать то, что он ожидал услышать.
Филип с Денизой переглянулись, сразу посерьезнев. Холодный ветер прошлого заморозил на губах усмешки и остроты.
— Да, но… Грасс здесь, во дворце? — Во взоре супруги читался невысказанный вопрос. — Здесь, рядом с…
— Я еще не совсем спятил. Разумеется, я приму его не в парадных комнатах.
Филип не торопился. Подождут, и Грасс, и его командир. Стоило бы заставить Кевина проторчать внизу часа два, пусть помаринуется, как отбивная в сухом вине, прежде, чем ее швырнут на раскаленную решетку. Где бы только самому взять на это терпения!
— За то, как он говорил с нами прошлой ночью, Грасс заслужил, чтобы его заперли в темнице.
— За то, что он успел натворить задолго до этого, он заслужил, чтобы его колесовали, — напомнил Филип ледяным тоном. Ей стоило бы об этом помнить.
— Вот именно, — кивнула Дениза. — Ладно, колесовать — это жестоко, а я уже поняла, что вы сентиментальны во всем, кроме того, что касается вашей супруги перед лицом Богов. Но быстро и милосердно отсечь голову — было бы в самый раз.
— Да, — согласился он. — Стоило уже давно так сделать. Вот только тогда нас обоих сейчас переваривало бы одно очень довольное чудовище. Заставляет задуматься, не так ли?
— Если бы да коли… — Дениза дернула плечиком, не впечатленная.
Он придвинулся ближе, и она не отошла с презрительно поджатыми губами, как проделывала весь вечер. — Скажите, вы верите в судьбу?
— Да, — ответила Дениза просто. Филип и не ждал другого, слишком они были похожи в главном, он и она. Просто убедился.
— Тогда, как вы думаете, что это значит, когда, вопреки всякой вероятности, жизнь сводит вместе трех людей, которых развела, казалось, навсегда? Воссоздает сцены далекого прошлого? Намек, напоминание, предупреждение? Или знак, что их судьбы связаны невидимой, но неразрывной связью?
Дениза смотрела на него, слегка оторопев. — Я думаю, — произнесла она наконец, медленно и весомо, — что вы играете с огнем.
— Возможно. Но когда это его останавливало?
Он сделал первый шаг по направлению к дверям, но рука Денизы легла повыше локтя, удержав на месте. Прежде чем заговорить, она долго кусала свои бледные губы, словно они были виновниками всех их злоключений. Впрочем, в некотором смысле так оно и было.
— Может ли быть, что ты… — голос опустился до шепота, — решил его простить?