Оставив старших Ищеек отбиваться от подчиненных — Капитан с явным удовольствием раздавал многозначительные намеки — Фрэнк отошел к столу Вашмилсти, рядом с которым подпирал стену Кевин Грасс.
Клерк составлял отчет — он писал их каждый день, вероятно, для собственного удовольствия, так как Роули и не думал их читать — но отвлекся, увидев Фрэнка.
— Как увлекательно, мой лорд, не правда ли? — Темные крысиные глазки клерка возбужденно блестели. — И какая честь для меня, простой чернильницы, стать частью таких важных событий! Может быть, я даже опишу их в пьесе!
— Ты что, тоже в поэты заделался? — фыркнул Кевин, отрываясь от стены. — Как Нюхач?
— Ну что вы, господин Грасс, ничего столь возвышенного! Иногда я кропаю пиески для знакомой труппы, чтобы немного подзаработать. А тут просто готовый спектакль, не находите? Я назову его "Зловещий шпион, или Человек со шрамом". А может, "Невероятный заговор теней, или Разоблачение андаргийца".
Фрэнк ждал от Грасса язвительного замечания, но тот выглядел задумчивым. Потом резко отошел дальше вглубь зала, а Фрэнк, обернувшись на шум, увидел на лестнице Филипа с дядей.
— Кто из вас нашел бумагу? — спросил Филип, взмахом руки заставив гул стихнуть.
Клерк скромно молчал, поэтому Фрэнк ответил за него: — Вашми… То есть Рой Пелусин.
— Я лишь выполнял указания Капитана, — Вашмилсть смущенно потупился.
— Тогда Пелусин, Роули, и все, кто видел андаргийца живым, поедут со мною. Мы созываем срочное заседание Тайного совета, и вы дадите на нем показания обо всем, чему стали свидетелями. Тебя это тоже касается, Фрэнк. Собирайтесь, а мне нужно рабочее место, чернила и лист бумаги.
Филипа усадили на место Вашмилсти, где было все необходимое для письма, и вскоре по белому листу потекли строчка за строчкой, начертанные его изящным почерком. Имена.
— Что вы собираетесь предпринять? — шепотом спросил Фрэнк, встав за плечом друга.
— Это список людей, входивших в компанию Веррета, явно и тайно — у меня имеются, так сказать, сведения изнутри. Я прикажу задержать их для допроса. Что до Веррета, как только Тайный совет вынесет распоряжение, дядя займется им по-свойски. Лучше, если указ будет подписан не одним лишь моим отцом, чтобы это не выглядело так, словно он избавляется от политических противников. Кстати, — Дописав, Филип окинул зал небрежным взглядом. — А где Грасс?
— Оставил бы ты его в покое, — вырвалось у Фрэнка. Он едва не прибавил: "Тем более, что Кевин скоро уезжает из города", но вовремя прикусил язык.
Кевин нашелся в дальнем углу, где беседовал с Алым Генералом. — Отправляйся заниматься канцелярскими делами, племянничек, это твое сильное место. А для нас с господином Грассом, — Оскар хлопнул Кевина по плечу, — найдется занятие поинтереснее.
— Быть может, я с вами? — Фрэнк хотел позаботиться, чтобы преступник не скрылся от правосудия, а не трепать языком перед Тайным советом. Но Кевин выразительно покачал головой, и Фрэнк послушался, верный своему новому принципу.
Алый Генерал со спутником уже направились к двери. Филип окликнул их. — Передай привет лорду Веррету от меня, дядя. Кстати, Грасс, у меня есть к тебе разговор. Когда мы закончим со всей этой неразберихой…
— Мне не о чем говорить с вами, лорд Картмор, — равнодушно ответил Кевин, и сразу вышел из зала. Следом, цокая шпорами, быстрым солдатским шагом удалился и Оскар.
Какое-то время Филип смотрел им вслед, кусая губы. — С субординацией у вас плоховато, — процедил он, наконец. — Ладно, пойдем заниматься политикой, чтобы эти двое смогли поиграть в войнушку.
XXVIII. ~ Непрощённый — II ~
Осень 663-го
Во Дворце Правосудия его заперли в темной камере, где времена суток сразу слились воедино, в одну бесконечную ночь. Кевину даже нравилось здесь, в укромной норе, где его не беспокоил никто, кроме надзирателей, приносивших скудный паек. Жаль, что рано или поздно придется выползать к безжалостному свету дня.
Скучать не приходилось — ведь у него были его мысли. Он прокручивал их в голове, снова и снова, бесконечный спор с Филипом и самим собой.
В один далеко не прекрасный день (или вечер, или ночь, но, скорее всего, днем или утром), дверь в его камеру протяжно застонала, словно предупреждая о неприятном визите. Сперва вошел тюремщик, повесил на крюк в низком потолке фонарь. Потом появилась она — мать.
Кевин не видел ее с тех пор, как судья зачитал наказание, назначенное ему за грехи, да и тогда — лишь мельком, за что был весьма признателен судьбе.