Его поведение взбесило Картмора. — Ты не в настроении? — злобно процедил Оскар, награждая болезненным, но не опасным уколом. — Мне зайти попозже?
Что ж, Алый Генерал заслуживал достойного противника. Да и неплохо бы показать напоследок, на что способен.
Напомнив себе, что Оскар — тоже Картмор, Кевин атаковал.
Он быстро втянулся в эту жестокую игру — единственную, чьи правила понимал, единственную, где у него был шанс пусть не выиграть, зато проиграть по-честному. Хотя бы один, маленький порез!.. В бесившей ухмылке противника виделись улыбки всех тех, кто смеялся над ним. Пусть не расслабляется слишком — рано или поздно найдется управа даже на Оскара Картмора.
В жилах разгорался огонь, возвращая его к жизни, заставляя снова и снова бросаться на противника. Когда Оскар сломал ему правую руку, он перехватил меч в левую — и продолжил.
Кевин вложил в это сражение всего себя, все свое мастерство и свой гнев… И был разбит, сражен, размазан по земле. Как и следовало ожидать.
В голове звенело — наконец-то блаженная пустота. Спину холодила мокрая грязь, сверху, меж сдвинувшихся крыш, виднелся кусочек серого неба и ползло облако.
Онемевшее тело Кевин почти не чувствовал. Боль блуждала повсюду, в то же время словно оставаясь вне его.
— Один неплохой выпад, всего один!
С трудом повернув голову, Кевин увидел, как Оскар изучает рану на боку. Фламберг оставил прореху в его куртке и кровавую полосу на уровне нижнего ребра.
Я все же достал его, с усталой гордостью подумал Кевин. Пусть только лишь раз.
Он был готов.
— …Но и это больше, чем я видел за последние пару лет, — Картмор удовлетворенно кивнул. — И достаточно, чтобы спасти твою жизнь. Прирезать бы тебя, конечно. Заслужил, за наглость… — Он окинул Кевина придирчивым взглядом. — Но, по правде, жаль убивать подающего надежды бойца из-за какой-то поблядушки.
Не смейте звать ее так!.. Когда он открыл рот, чтобы возразить, оттуда вырвался лишь хриплый стон.
— Брату следовало выкинуть ее в окно, когда родилась. От баб одни проблемы. Если оправишься — приходи. У меня есть для тебя местечко.
Кевин лежал и слушал, как затихают шаги, не в силах пошевелиться.
Дождь переходил в буйный ливень. Капли, крупные, сильные, жестокие, обрушили на Кевина миллионы ударов. Он представил, что они размывают его тело, словно сгусток грязи, и сносят вникуда. А пока что по земле растекалась, смешиваясь с водой, его кровь.
Редкие прохожие, заглядывавшие в проулок, смотрели на полумертвого мужчину с опаской. Много позже, когда ливень уже стих, к Кевину подошла молодая женщина. Сочувственно причитая, она склонилась над ним, а ее ловкие пальцы шарили по его поясу в поисках кошеля. Кевин поймал одно тонкое запястье и сжимал, пока не услышал хруст костей и вопль.
Воровка убежала, скуля, а Кевин начал подниматься. Это оказалось непросто — вот теперь боль накинулась на него с мстительной злобой, при малейшем движении пронзая от головы до пят.
Приходилось тащиться, опираясь на стены единственной рабочей рукой. Он чувствовал на себе взгляды встречных — некоторые смотрели презрительно, со страхом, немногие — с жалостью. Этих последних убить хотелось особенно сильно, но он мог только рычать, когда кто-то подходил слишком близко.
Хотя в глазах темнело не раз и не два, вырубился он только на пороге дома. Соседи оттащили Кевина наверх.
Грошовый лекарь, который осматривал его и в прошлый раз, поцокал языком: — Про любого другого я бы сказал — как минимум останется калекой. Но, зная вашего сынка, не удивлюсь, если он встанет на ноги через пару недель и будет как новенький. Но не обольщайтесь заранее, сударыня, — с таким же успехом внутри у него может что-нибудь лопнуть, и, заснув, он больше не проснется.
Мать, сидевшая у кровати, промолчала, но на лице ее читалось то, что Кевин знал и сам: так было бы лучше для всех.
Вскоре он провалился в беспамятство, и в бреду ему чудились чьи-то ласковые руки.
А потом очнулся и выжил, еще как. Почему, для чего, он сказать не мог. Просто такое невезение.
II.
Тихая и самодовольная, улица Послов тянулась к югу от дворца, параллельно высокой каменной ограде дворцового сада. Старый дом из серого камня, где поселился Хилари Велин, казался на ней не слишком к месту; зажатый между двумя другими, куда более нарядными зданиями модной отделки, узкий фасад особняка, весь заросший плющом, выглядел умилительно старомодным — так же, наверное, смотрелся бы его хозяин, если бы его поставили в одном ряду с владельцами остальных особняков этой улицы: послами дружественных государств, могущественными лордами, влиятельными священнослужителями.