— Первое, третье, и… выходит, десятое. Так как пятнадцатое число одиннадцатого месяца — это десятый магический день года. А что, вам это о чем-то говорит?
Ученый вздохнул и с сожалением пожал плечами. — Увы, расчеты никогда не были моим сильным местом.
— Моим тоже, — согласился Кевин. — Вот Фи… Математика, да еще верховая езда, единственные предметы, в которых меня опережал лорд Картмор.
— Наверняка из-за этого мы не замечаем какие-то простейшие вещи. Но я надеюсь, что книга нам поможет. Вы тоже обратили внимание на эту страницу? — Сухой палец ученого, весь в засохших чернилах, указал на раскрытый разворот.
— Да, меня привлек знак маэль.
— И меня. А кроме того, вот эти цифры под ним — шесть, шесть и шесть.
— Ну, еще бы. Число Конца Времен, которое кровавыми письменами проступит из земли перед тем, как начнется Последняя Битва.
Его упоминал святой Йоха Безумный, предсказавший, столетия назад, каким будет конец света. С его пророчествами, занимавшими в Священной Книге отдельный раздел, знаком был любой мало-мальски образованный последователь истинной веры, и все, от пастырей до чокнутых уличных прорицателей, пользовались живописными образами оттуда, когда хотели припугнуть свою паству. Иные еретики, правда, называли Книгу Йохи бредом, своим происхождением обязанным чликийским грибам, которыми, как поговаривали, злоупотреблял пророк.
Велин медленно покачал головой. — Хм, если речь идет о шестьсот шестидесяти шести, то да. Но в другой, более ранней, схеме тоже присутствуют три шестерки, только записаны они как "шесть умножить на шесть умножить на шесть". Вот и думай, что имелось в виду здесь.
Кевин пожал плечами, чувствуя, что нить разговора от него ускользает. — А это не все равно?
— О нет, что вы, разница большая, — Ученый снова уставился перед собой невидящим взглядом, и было почти слышно, как бегают, налетая друг на друга, мысли в его голове. — Впрочем, я уже не знаю, что важно, а что нет, что имеет отношение к нашему делу, а что нет. Те, кто писал эту книгу, выражаются полунамеками, загадками, которые явно должны были быть понятны посвященным, а меня просто сводят с ума иногда! С горя я даже, можете себе такое представить, ударился в поэзию. Это я-то, в котором поэтического не больше, чем в этом табурете — даже меньше, ведь на табурет могло бы присесть очаровательное создание. — Велин пожевал губы, что-то прикидывая. — Говорите, вы уезжаете из города навсегда?.. Жаль, право, очень жаль. Но тогда я, наверное, могу поделиться с вами плодами моего вдохновения — ведь после этого мне недолго придется смотреть вам в глаза, — Он хихикнул.
Кевин только пожал плечами.
Велин повернулся к книге. — Видите ли, не знаю, заметили ли вы, но текст на этой странице рифмуется, это стихи. И на слярве они звучат очень изящно. Если дословно, я перевожу их вот так, — Он продекламировал по памяти, не подглядывая в текст: — Шесть — совершенное число, шесть — превыше восьми. Треугольник порождает квадрат, а квадрат порождает треугольник. Нарисуй треугольник, чтобы породить квадрат, но лучше — нарисовать квадрат, чтобы породить треугольник, и тогда, истинно говорю, ты наверняка зажжешь обратное солнце.
Кевин, уже давно тонувший в словах, теперь, кажется, захлебнулся окончательно.
А ученый продолжал: — И вот вбилась мне в голову фантазия переложить стихи стихами. Конечно, у меня-то оно вышло… кхм, вот: Начерти треугольник, квадрат составляя, Но вернее — наоборот; Начерти квадрат, треугольник рождая, И обратное солнце в небесах расцветет.
— По-моему, нормально, — решил Кевин. Хотя бы короче… — Но все равно ни черта не понятно.
— Вы мне говорите!.. — Велин почесал затылок. — У меня перед глазами целыми днями так и вертятся шестерки, треугольники и квадраты.
— И что еще за "обратное солнце"?
— О, это выражение мне знакомо, уже встречалось в материалах, которые я изучал. "Солнце наоборот", звезда, которая не излучает, а поглощает свет, светит тьмой, так сказать. Есть также мнение, что речь идет о дыре в пространстве, вратах в иной мир. Вратах, через которые придет тьма.
Кевин живо представил себе на миг извращенное подобие солнца, с темными щупальцами вместо лучей, вообразил, как мир растворяется, исчезает, пожираемый тьмой — и почувствовал, как на душу опускается глубокий покой. Разве это было бы не прекрасно?.. — Так значит, вот что нас ждет… — пробормотал он.
— Но ведь заговор разоблачен! — живо вставил Велин. — Или вы в это не верите? Вас что-то смущает?