— Вот Магнус-то, наверное, обрадовался. Слушай... я тут подумал... тебе обязательно сегодня к отцу ехать?
— А что?
— Да так... У тебя по-прежнему голова болит?
— Ну да, но не настолько, чтобы уж и за руль не сесть. Не волнуйся, все будет хорошо.
— У меня просто предчувствие какое-то... дурацкое. Ты ничего такого не ощущаешь?
— Да вроде нет, ничего особенного.
В телефонной будке на пересечении Оденгатан и Свеавеген стоял человек и лихорадочно дергал рычаг аппарата. Давид хотел было рассказать Еве про крыс, но связь неожиданно прервалась.
— Алло?.. Алло!
Он остановился, снова набрал номер — тишина. Помехи — и только. Человек в телефонной будке выругался, швырнул трубку и вышел. Давид попытался выключить и снова включить мобильный, но ничего не вышло. Капля пота упала с его лба на экран. Телефон казался на удивление горячим, как будто аккумулятор перегрелся. Он снова нажал на кнопку отключения. Бесполезно. Дисплей продолжал светиться, а индикатор батареи показывал теперь дополнительный штрих. На часах было уже 21.05, и он помчался по направлению к клубу «Норра Брунн».
Не нужно было заходить в клуб, чтобы понять, что представление началось. Голос Бенни Люндина был слышен за версту — он, как всегда, веселил публику своими пошлыми сортирными шуточками. Давид поморщился. К его удовлетворению, после очередной шутки зал безмолвствовал. Повисла пауза. Когда Давид вошел в зал, Бенни уже пустил в ход тяжелую артиллерию — беспроигрышный монолог про вероломство автоматов с презервативами. Давид остановился у входа, поморгал, привыкая к свету.
Зал был ярко освещен. Верхний свет, который обычно отключался на время представлений и заменялся прожекторами, сейчас горел на полную мощность. Посетители за столиками и барной стойкой сидели со страдальческими лицами, уставившись в пол и почти не глядя на сцену.
«Вы принимаете американ экспресс?»
После этой реплики предполагался взрыв хохота — она завершала рассказ о том, как Бенни пытался купить презерватив с рук у югославского мафиози. Зал обычно покатывался со смеху. Но сегодня публика лишь вымученно улыбалась.
— Да заткнешься ты наконец? — заорал какой-то забулдыга у барной стойки, схватившись за голову. Давид его понимал. Микрофон работал на полную громкость, так что голос гулко отражался от стен. При непрекращающейся головной боли это было не представление, а пытка.
Бенни нервно ухмыльнулся:
— По просьбе наших слушателей из психбольницы?
Не получив отклика и на эту шутку, Бенни вставил микрофон в гнездо штатива и откланялся:
— Спасибо вам! Давно не выступал перед столь благодарной публикой!
Бенни спустился со сцены и направился в сторону кухни. На какую-то секунду зал погрузился в гробовую тишину, а потом вдруг микрофон начал фонить, и резкий звук пронзил воздух.
Посетители, как один, схватились за голову; послышались истошные крики. Давид подбежал к микрофону и попытался отсоединить провод. Небольшие разряды мурашками побежали по коже, но провод не поддавался. Через пару секунд невыносимый вой буквально вонзился в его мозг, и ему пришлось отступить, закрывая уши руками.
Он хотел было укрыться на кухне, но дорогу ему перекрыл поток людей, в панике бросившихся к выходу. Какая-то тетка, лишенная, в отличие от Давида, уважения к казенному имуществу, отпихнула его в сторону, намотала на кулак микрофонный провод и рванула что есть силы, но только опрокинула штатив. Вой не прекращался.
Давид взглянул на пульт, где Лео в отчаянии нажимал на все кнопки подряд без какого-либо ощутимого результата. Давид хотел уже крикнуть ему, чтобы тот вырубил электричество, но в этот момент кто-то толкнул его с такой силой, что он грохнулся на дощатый помост невысокой сцены. По-прежнему затыкая уши руками, он увидел, как тетка размахнулась, занеся штатив над головой, и со всей дури шарахнула его о каменный пол.
Наступила тишина. Толпа приостановилась, люди оглядывались по сторонам. В зале раздался дружный вздох облегчения. Поднявшись, Давид заметил, что Лео усиленно жестикулирует в его сторону — дескать, прикрывай лавочку. Давид кивнул, прокашлялся и обратился к публике:
— Минуточку внимания!
Все лица обратились к нему.
— К сожалению, мы вынуждены прервать сегодняшнее представление в связи с рядом... хм... технических проблем.
Послышался издевательский смех.
— Мы благодарим наших спонсоров, компанию «Ваттенфаль»[7] и... будем рады видеть вас снова.
Послышались недовольные возгласы. Давид поднял руки в извиняющемся жесте, который, по-видимому, должен был означать: мне очень жаль, но я ничего не могу поделать, но публика уже потеряла к нему интерес. Люди направлялись к выходу. Пару минут спустя в клубе было пусто.
Лео недовольно покосился на Давида:
— Что это еще за бред про «Ваттенфаль»?
— Шутка.
— А, понятно. Ха-ха.
Давид хотел было съязвить насчет капитана тонущего корабля — в конце концов, Лео здесь хозяин, вот пусть в следующий раз и придумывает что-нибудь получше, — но промолчал. Во-первых, он сейчас не мог позволить себе ссоры с Лео, а во-вторых, мысли его были заняты совсем другим.
Он зашел в офис и позвонил Еве с городского телефона. На этот раз номер ответил, но тут же переключился на автоответчик. Давид оставил ей сообщение, попросив как можно скорее перезвонить ему в клуб.
Из холодильника достали холодное пиво. Артисты принялись за распитие прямо на кухне, под гудящими вентиляторами, при помощи которых повара надеялись развеять жар от раскаленных плит, которые, как назло, не выключались. Теперь то же самое можно было сказать и о вентиляторах. Разговаривать при таком шуме было невозможно, но, по крайней мере, здесь было прохладно.
Персонал потихоньку расходился, но Давид решил дождаться звонка жены. По радио передавали десятичасовые новости — сообщалось, что необъяснимый феномен охватил весь Стокгольм. Напряжение в городе росло. Давид почувствовал, как волосы на руках становятся дыбом. То ли озноб, то ли статика.
Почувствовав вибрацию где-то у бедра, он сначала решил, что это тоже результат электромагнитной аномалии, но потом до него дошло, что вибрирует телефон. Номер был незнакомый.
— Давид слушает.
— Добрый вечер, я с Давидом Зеттербергом разговариваю?
— Да.
Было в голосе собеседника нечто такое, отчего у Давида похолодело в животе. Давид вышел из-за стола и сделал пару шагов по коридору в сторону раздевалки, где было лучше слышно.
— Меня зовут Йоран Дальман, я работаю врачом в больнице Дандерюд...
Когда невидимый собеседник закончил свою речь, тело Давида покрылось холодным потом, а ноги подкосились. Он сполз по стене на цементный пол. Взглянул на телефон в своей руке — и отшвырнул в сторону, словно гадюку. Трубка отскочила от пола и ударилась о ногу Лео.
— Давид? Что случилось?
Впоследствии Давид не мог вспомнить ничего из этих тридцати минут. Весь мир застыл, потерял смысл. Лео не без труда лавировал среди безумного потока машин. Водители сейчас руководствовались лишь парой-тройкой дорожных правил — светофоры тоже не работали. Давид сидел, скорчившись на пассажирском сиденье, и смотрел невидящими глазами на мигающие желтым светофоры.
Только в холле больницы Давид пришел в себя — настолько, что отказался от предложения Лео пойти с ним. Он не помнил, что говорил Лео или как нашел отделение, он просто каким-то образом очутился там, и время снова потекло в своем обычном ритме, безразлично отсчитывая секунды.
Хотя кое-что он все-таки помнил. Когда он шел по больничному коридору в палату Евы, над дверями мигали лампочки, а по всей больнице раздавались отрывистые сигналы тревоги, что было вполне логично, ибо большей катастрофы невозможно было представить.