Вздохнул.
— Не то слово, — говорит. — Ослепительная. О Чиеоле, слыхал? Красивые жители… и своеобразные.
Никогда я не слыхал про этот мир, если честно, но Галактика, как известно, большая. И никак мне не понять, в чём тут хитрость у этого парня. Прямо вагон противоречивых чувств к этим деткам понаверчен.
Очень интересно.
А Тама-Нго как будто что-то просёк и говорит:
— Ты — Мужчина, Готовый На Многое Ради Жизни, я бы сказал…
Парень головой мотнул — первый раз на нас посмотрел внимательно.
— На многое?! Да — на всё!
И Снурри говорит:
— Вот уж точно. Йомин у нас — точно, что с крутым прибабахом, он — и вправду на всё. Трагическая, как говорится, судьба. А с Чиеолы — они и верно, необычные и очень красивые в своём роде… но я бы… я бы… не важно, в общем, я бы того, что он, не сделал. Не смог бы.
Вот тут-то я и ощутил, что помру от любопытства, если не услышу всю эту историю целиком.
— Йомин, — говорю, — а вот ты бы не мог рассказать, как познакомился с чиеолийкой?
А Снурри:
— Лучше не надо. Душевное равновесие целее будет, — и посмотрел куда-то в угол. — Наворотили мы тут с Йомином…
И мне в нём, в орле Простора, который очень по-дружески общался и с букашками, и со слизеплюями, и со своим навигатором, который вообще — разумный полип, вдруг мерещится что-то, очень и очень неожиданное. То ли стыд, то ли неловкость какая-то. И Тама-Нго смотрит на него и щурится. И становится ещё любопытнее, так что нестерпимо до зуда в пятках.
— Йомин, — говорю, — пожалуйста. Я же спать не смогу, пока не узнаю!
Йомин, вроде, задумался.
— Да ведь я, — говорит, — уже уходить собирался, вроде… Ладно. Только жене надо звякнуть.
И врубает голопроектор. И посреди снурриного штаба появляется прекрасное видение.
Мы с Тама-Нго поняли, что из близняшек вырастет. Какая-то это была серебряная, перламутровая наяда, грации невероятной, с такими очами, с таким лицом… В общем, цивилизация её породила древняя, мудрая — и с вышесредним чувством прекрасного.
Конечно, не женщина. Чуждый вид, даже не млекопитающее, похоже. Но ведь восхитительная: лебедь, понимаете, орхидея, ягуар. Морской анемон. Эволюционное чудо. В комбезе из золотого синтеклана, золотых браслетах и тоненьком золотом обруче на шее. Переливается, как жемчужина, подвижна, как ртуть, мерцает, как далёкая звезда.
Йомин говорит:
— Гелиора, я задержусь тут. Дело есть, — а она райским щебетом, русалочьим пением отвечает:
— Конечно, милый капитан. Только пришли домой девочек. Им обедать пора.
Голограмма погасла — мы выдохнули. Йомин малышкам говорит:
— Слышали, что мама сказала? — и они чирикают, как птички, ласкаются, как котята, и упархивают, как бабочки. А их приёмный папаша поворачивается к нам.
И Снурри вставляет:
— Вы не пожалеете?
А Тама-Нго говорит:
— Мы были бы рады услышать твою историю, Воин С Шипом В Сердце.
Снурри слушать не стал, ушёл. Его что-то смущало с нездешней силой. А Йомин выключил планшет, скатал в трубочку, сунул в карман и говорит:
— Вот уж точно, старина… С шипом.
Точно ты это сформулировал. С шипом. Невыдёргиваемым.
Подруга моя была — человек. Соотечественница. Была. Потеря герметичности скафандра, вот так. На третьем месяце, жизнь наша… А куда денешься? Мейна ведь, а она была — боевая подруга, навигатор мой… Наша вечная война, что поделаешь — мы с ней оба родились тут, другой жизни не знали. А здесь — тянет в пилоты, а пилоты живут недолго. Ты — сегодня, я — завтра, рок, он для всех один, судьба не выбирает и не разбирает.
Разве что — не даёт быть счастливым слишком долго.
Первое время часто хотелось выбрать камешек потяжелее, необитаемый, и в него — на второй космической, не тормозя. Потом — реже. Люди — твари живучие, сам себе удивляешься. Сначала жил, чтобы её астероид навещать, где она… Потом — просто жил.
В стае — не трогали. Я не слишком общительный, отгородился. Некоторые утешать пробовали — пришлось огрызаться. Я не могу так: сегодня одна, завтра другая — привычки такой не имею. Так что со мной им было скучно тусоваться… А Снурри знал, конечно — поэтому просто звал, если меня дома не было. Знал, что, если меня дома нет, значит я — к Дилайне на астероид свалил опять.
Не в нашей системе, кстати. Подальше. Потому что у нас тут — сами знаете. Кому-нибудь понадобилось пострелять, масса вещества зачем-то понадобилась или ещё что — они же рассматривать не будут. Ну и привет, не найдёшь своего астероида на прежней орбите. А мне хотелось, чтобы… вроде как вечно. Блажная романтика.