И я вдруг сообразил, что плохо моей подруге. Всё это серебряное свечение счастья погасло.
Я сдурил. Совсем.
— Гелиора, — говорю, — ты прости, я дурак. Я просто не понимаю… как это всё устроено. Оно уж совсем не по-человечески.
Она вздохнула, высунула язычок — и обкрутилась сама вокруг себя, обхватила себя руками. Про человека сказали бы «замкнулась».
— Я подло себя веду? — говорю. — Как гедонец? Ты это имеешь в виду?
И Гелиора сказала медленно — чем им хуже, тем их щебет медленнее и минорнее:
— Капитан, разве я не говорила тебе, что чиеолийцы не убивают живых существ себе в пищу? Разве я уже давно тебе этого не говорила?
Ох, ты ж, думаю. Было дело — но я же упустил из виду! Потому что мы все мыслим стереотипами. И с нашей точки зрения, если кто-то насильственным путём оказался внутри у другого — то для того, чтобы сожрать. Как в классических страшилках: оставить от бедной жертвы пустую оболочку и вылезти наружу в крови и кусочках потрохов.
Гелиора говорила, что чиеолийцы — не хищники. Но люди-то хищники — и мне другого просто в голову не впихнуть.
— Ты говорила, — говорю. — Только я забыл. Из человеческой дурости.
И она пропела печально:
— Разве я не говорила тебе, что Посредники с древних времён считаются священным даром небес? Разве не говорила, что Посредники — наша жизнь? Разве бойцы со станции тебе этого не говорили? И ты всё равно думаешь, что мы убиваем симбионтов, чтобы их сожрать или своим детям скормить…
— Вы — симбионты?! — говорю. Чуть не подавился.
Гелиора удивилась. Для неё это было так естественно, что она даже не заостряла моего внимания на этом факте. Думала, я и так понял. Наивная.
— Конечно! — говорит. — С незапамятных времён наши предки и предки Посредников — тогда ещё они выглядели иначе — жили вместе. Мы кормили и защищали Посредников — а они кормили нас и вынашивали наших детей. Взгляни, какими их создала природа: у них нет никаких средств защиты от хищников! Мы — их средство защиты. Так было всегда.
Я попытался уложить это в голове.
— Но ведь ты… ваши дети развиваются внутри…
Гелиора постепенно раскрутилась, но вид всё ещё имела печальный.
— Ну да. Но наш секрет, который попадает внутрь Посредника вместе с зародышами, запускает особый механизм развития самого Посредника. Внутри него формируются зародышевые капсулы, в которых после спаривания с себе подобным появятся его собственные детёныши. Посредники — гермафродиты, кстати. Они оплодотворяют друг друга. Но особи, не инициированные нашими детьми, не могут полноценно размножаться. Ты понимаешь, что такое «симбиоз»?
— А что это за секрет? — говорю.
— То, что яд для всех остальных существ нашего мира, — и Гелиора даже соприкоснулась кончиками пальцев. Про человека сказали бы «тень улыбки». — В двух словах тяжело описать, как плотно мы с Посредниками взаимодействуем. В их выделениях содержатся культуры бактерий, позволяющие нам переваривать пищу. В оболочке, окружающей наши зародыши, живёт структура, похожая на вирус, которая перестраивает тело молодого Посредника во взрослую особь, а заодно защищает его от паразитов.
Ничего себе, думаю.
— Ещё и паразиты бывают? — говорю. — У Посредников?
Кивнула.
— В нашем мире, — говорит, — довольно много существ, которые размножаются с помощью Посредников или родственных им видов. Хищные гигантские шершни. Птицелии. Скорпионусы, — или как-то так она их назвала, дешифратор тяжело взял. — Но детёныши хищников разрушают тело Посредника — поэтому наши предки и выработали механизм защиты симбионтов от вторжений…
— То есть, если кто-нибудь посягнёт его съесть…
— Он будет убит нашим вирусом, безвредным для Посредника.
Я сам сел рядом с Гелиорой. От Посредника пахло, почему-то, свежими стружками.
— Гедонцы этого не знают? — говорю.
Гелиора крутанула в воздухе пальцами.
— Может, и знают… какая разница! Ты же видел, там, на станции… они достаточно знают о нашей физиологии, странно было бы, если бы не знали после всего этого! Только ничего понимать не хотят. Воевать удобнее с теми, кто вызывает отвращение.
— Ага, — говорю. — Это точно.
— А паразиты отвратительнее, чем симбионты.
— Ну да, — говорю. И задумываюсь.
Что-то мне подсказывает, что не гедонцами это закончится.
— Знаешь, — говорю, — милая девочка… это вообще будет очень тяжело объяснить. Всем остальным, кто не чиеолийцы. Тут, наверное, надо быть биологом, чтобы сходу проникнуться. А на Мейне, в основном, бойцы. Примитивные, как гвоздь. Вот взять меня: я ведь давно уже должен был сообразить — так ведь нет! Удобнее пугаться старых страшилок, чем просто смотреть и понимать, что видишь.