— Тут, — говорит, — сокровища. Надо их спасти. Научные труды. Проект «Очищающий огонь»…
— Сокровища? — говорю. — Ясное дело, что ж, я — слепой, что ли… Разрабатывали оружие против нелюдей, ясно же. Биологическое, биохимическое, может — генетическое… Очищающий огонь, говоришь… будет вам огонь. Порадуетесь. Очистим по самое не балуйся. Я только уточню, откуда вы родом.
И Гелиора пропела:
— Я знаю. Я скажу.
А раненый скрипнул зубами.
— Мы же с тобой оба — люди, парень, — говорит. — Где у тебя здоровая солидарность с тем, кто к тебе ближе по крови? Паразитка — лучше?
— Сам ты, — говорю, — паразит, тоже мне, человек. Мы сваливаем отсюда — и ты тоже можешь, пока я этот ваш гадючник не взорвал.
Он сжал кулаки.
— Да эти — самые мерзкие твари в нашей части Галактики, я не шучу! Я не ругаюсь, я классифицирую!
— Обалдеть, — говорю. — А я думал, самые мерзкие — нгишки или букахи. Или мохнарики. Короче, для вас все мерзкие — но ты ещё не знаешь, кто тут мерзее всех на самом деле. Может, и я — ты ведь меня без скафандра-то не видал, вдруг что-то недопонимаешь, а? Отойди с прохода, классификатор лядов, а то я случайно выстрелю.
Не знаю, из чего он хлопотал. Может, задерживал нас — но надолго не вышло. Мы покинули станцию, можно считать, вместе — мы с Гелиорой на моих крыльях, и увечный этот на своей аварийной капсуле. И я подумал, что ради такого случая можно поступиться принципами, распаковал пару ракет с термоядерным зарядом и жахнул прямой наводкой.
Издали было даже красиво. Как сверхновая, только крохотная. Всё ушло в это плазменное облако — и станция, и фарш вокруг. А раненый ещё некоторое время поливал меня по связи последними словами, но брань на вороту не виснет. Я просто ушёл в «прыжок», так и не дослушав, что он там ещё обо мне думает.
И Гелиора смотрела, как я их взрывал и как потом Простор свернулся пространственным тоннелем в моей оптике. Молча.
С чиеолийцами чем тяжело общаться — у них мимических мышц нету. Лица — неподвижные серебряные маски. Непонятно, что они думают-чувствуют, пока не привыкнешь к их невербальщине — к позам, которые идут вместо мимики.
А она сидела, сгорбившись, свесив руки между колен, вся — поникнув. В позе «горе и безнадёга».
Скорбела об убитых мужьях. О троих. Безутешная трижды вдова. Чудно у них там общество устроено.
— Гелиора, — говорю, — я иду домой. У нас — безопасно.
Она на меня взглянула.
— Людей мы почти не знаем, — говорит. — Знаем о них только то, что люди нас ненавидят. Ты мне не враг, капитан, ты меня спас, но — как же мне лететь с тобой к тебе домой? Я не знаю, как меня встретит твоя родня. Мне страшно.
— Хорошо, — говорю. — Фигня — вопрос, полетели к тебе.
Она покачала головой и отгородилась ладонью. «Нет».
— Как же тебе, человеку, лететь на Чиеолу, — говорит, — если люди — наши враги? Видишь, что наши соседи делали с нами? Знаешь, как мы туда попали? Гедонцы напали на нашу геологическую станцию в соседней звёздной системе, убили почти всех, а случайно выживших забрали на опыты. Мы ведь — не солдаты. Мой первый муж — хирург, мой второй муж — специалист по грунтовым водам, мой третий муж — техник связи. А я — педагог и педиатр… мы надеялись, что наши дети будут жить рядом с нами, а в ожидании я кормила Посредников. Люди в первую очередь убили наших детей; мне и моим близнецам повезло, просто повезло — что мы ещё одно целое, что ты спас меня… Я боюсь звать тебя к себе домой, человек… в Просторе — одно, на планете — другое. Всё может измениться.
— Я, — говорю, — никогда чужих детей не обижу. Ты — вдова, а я — вдовец. И моя жена тоже ждала ребёнка…
И тут мне в голову приходит кое-что.
Сидит рядом чуждое существо… женщина? Сама грация, тонкая и гибкая, как змея, талия тоненькая, бёдра узкие. Беременная? Двое детей, сказала. Девочки. Много ли там тех девочек? Судя по её фигуре — по паре-другой клеток на сестру.
— Твои дети, — говорю, — скоро появятся на свет?
Она высунула кончик языка, как змея. И убрала. Потёрла пальцем уголок рта. Лёгкое замешательство, но я тогда не понял.
— Что? — говорю.
— Не знаю, — отвечает. — Откуда мне знать? Мы с детьми будем ждать, когда подвернётся возможность — но я не могу предсказать, когда именно это случится. Ты сам видишь, в каком мы положении.
Я почувствовал, что у меня слегка заходит ум за разум, но вспомнил, что она — ксеноморф в полный рост. Зато мне понравилось, что она о себе с нерождёнными детьми сказала «мы».
Как-то это было очень по-женски и хорошо.
— А откуда ты знаешь, — спрашиваю, — что родятся девочки?