— Поболит — перестанет. Если бы я с каждой болячки ложилась бы в постель, вы бы тут грязью заросли и с голоду бы давно сдохли.
Когда в школе собирали на что-нибудь по десять-двадцать копеек, Наталья ворчала и грозилась пойти и устроить разнос. Ворчала она и тогда, когда сын просил деньги на кино, мороженое или какие-то другие детские удовольствия. Чаще отказывала. Потом тайно отец давал ему, но с оговоркой, чтобы мать ненароком не узнала.
Книг в доме не было. Все, что нужно было читать по программе, бралось в библиотеке или у товарищей. В библиотеку ходить было лень, а товарищам зачастую самим было нужно, поэтому Лешка научился по большей части обходиться без них. Зато глаза были целей и имелась куча свободного времени.
Зимой играли в хоккей (в деревне нашлись чьи-то допотопные коньки), летом — в футбол. Иногда кто-нибудь из ребят давал покататься на велосипеде, но Лешке хотелось иметь непременно свой. Хотелось так, что иногда он не мог уснуть и все мечтал, как когда-нибудь найдет на мусорке почти целый велик, который он своими руками восстановит, отладит, покрасит и будет гонять на нем, уже не боясь повредить чужую вещь. Но велик не находился, а просить было с каждым разом все унизительней и унизительней. Тогда Лешка решил копить деньги. Он устроил у себя в комнате хитроумный тайник под кроватью и стал складывать туда скудные поступления от отца.
Первые три рубля дались с большим трудом. Потом на день рождения дедушка с бабушкой подарили ему пятерку — по тем временам целое состояние! Итого было уже восемь. Лешке казалось, что, когда он наберет десятку, дело пойдет гораздо легче. Он ходил по улицам и шарил глазами по земле в поисках мелочи. Иногда везло, но редко.
Однажды он увидел, как пацан-старшеклассник шарит в раздевалке в карманах девчачьего пальто. Лешка опешил, а школьный воришка показал ему кулак и продолжил свое занятие. Лешка понимал, что красть плохо, но ябедничать не стал. А тот на следующий день, уже после уроков, отловил его около школы и, коротко бросив «Вован», зашагал с ним рядом.
— А ты — молодец. Не донес. Я бы пошел с тобой в разведку.
Алешка вспыхнул от удовольствия, но потом мысль о воровстве его охолодила. И, не зная как реагировать на ситуацию, спросил:
— Вдруг бы кто увидел, учитель, например?
Вован, в сущности, уже сложившийся уголовник, был неплохим психологом. Окинув взглядом Лешку, он сразу же примерно представил себе его мальчишеские и семейные проблемы и плаксиво заканючил:
— Понимаешь, мне деньги позарез нужны. Мать дала на физкультурную форму, а у меня прямо из портфеля кто-то стибрил. Мать узнает — убьет.
Лешка понимающе кивнул, а Вован продолжил:
— Эта девчонка, ну, у которой я… это… того… ей меньше трешника в день не дают. У них семья такая, родители в торговле. Жируют, сволочи. Папашка — мясник, так чуть не тушами мясо домой прет.
И на это Лешка понимающе кивнул. Его мать тоже несла из столовки и дома секрета из этого не делала.
— Мне сейчас надо форму купить, чтобы мать не дергать. А этой потом подложу все, что взял. Заработаю и подложу.
— А где ты заработаешь, Вован?
— Так полно мест! Можно почту разносить. Можно по баракам, что на снос, пошуровать. Там иной раз дельное бросают. Петрович хорошие деньги дает.
— А кто такой Петрович?
— Да есть такой один… Он краны всякие берет, то, се, одежку, если не сильно поношенная. Потом этим на рынке торгует.
— А могут, к примеру, в бараках какой-нибудь старый сломанный велосипед бросить?
— Да запросто…
— Слышь, Вован, а меня ты возьмешь в бараках шуровать? Мне тоже деньги позарез нужны.
— А тебе зачем?
— На велосипед коплю.
— A-а… Возьму. Тебя возьму. Другого бы кого не взял, а тебя возьму. Ты — молодец. Ты умеешь держать язык за зубами.
Так Лешка попал в плохую компанию. Они действительно «шуровали» по баракам и домам, предназначенным на слом, отвинчивали краны, дверные ручки, забирали брошенные настольные лампы, допотопные этажерки, тарелки, вилки, в общем, все, что находили. Иной раз в барахле, которое потом разбирал Петрович, были совсем даже неплохие вещи, как потом узнал Лешка, отнюдь не брошенные, а прихваченные по случаю у тех, кто еще не съехал.
До вечера Лешка болтался с подростками, научился курить, материться. Иной раз ему давали выпить. К приходу родителей он бывал уже дома, заедал запах табака чесноком или луком и примерно садился за стол: притворялся, что делает уроки.
Однажды весной они обобрали пьяненького, но очень прилично одетого мужика, прикорнувшего за автобусной остановкой. Сумма при нем оказалась немаленькая, даже Лешке перепал четвертной. Вечером он пересчитал свои наличные, и оказалось, что на велосипед хватает. Но как его купить? Как ни крути, а мать все равно спросит, откуда у него деньги, и, что бы он ни соврал, ни за что ему не поверит. Пока он придумывал, как ему выкрутиться, деньги лежали в тайнике и потихоньку прирастали.