— Слушай, я девушка простая, поэтому скажу прямо. Вот сколько ты тратишь на еду?
— Ну, не знаю… Практически все… А что?
— Практически все — это слишком много, конечно. А что, если мы сделаем так. Я все равно готовлю, из-за Криськи. Отдавай мне половину зарплаты, и мы будем питаться вместе.
Андрей начал было что-то мямлить и отказываться, но Машка все-таки настояла на своем. Правда, Андрей решил отдавать больше, чем половину, но это были уже детали. Однажды Машка пришла домой, нагруженная до невозможности, и Андрей постановил, что закупать продукты они будут вместе, чтобы ей не таскать такие тяжести. Так и пошло. На домашнем питании работать стало гораздо легче. Андрей взял второй участок, появились кое-какие деньги, и в доме постепенно начали появляться книги, а потом и краски. Андрей снова начал рисовать.
Периодически Машка просила его вечером присмотреть за Кристинкой, потому что иногда подрабатывала частной сиделкой или нянькой. То какому-нибудь семейству хотелось сходить в театр или в гости, и не с кем было оставить парализованную свекровь, то еще что-нибудь в этом роде. Платили неплохо, и грех было отказываться. Андрей соглашался. Они либо смотрели телевизор у Машки в комнате, либо оба рисовали, либо читали каждый свое. Криська была ненавязчивым ребенком и совершенно не мешала. Даже, наоборот, с ней было как-то веселей, не так одиноко. Жизнь текла размеренно, тихо, уютно. Вот только ночами война никак не сдавалась и все приходила и приходила в его сны.
Однажды ему приснился его постоянный навязчивый кошмар: между палатками крадутся духи, и никто их не замечает. Андрей пытается закричать, но издает только нечленораздельное мычание. Из своих его никто не слышит, зато какой-то дух поднимает автомат и начинает стрелять по палаткам. И тут Андрей, собрав все силы, начинает орать изо всей мочи… Услышав страшные крики, в комнату к Андрею ворвалась босая в ночной рубашке Машка и начала его трясти. И только тогда он смог, наконец, проснуться. Он вцепился в нее и, путая сон с явью, стал объяснять:
— Все спят… а он прямо по палаткам… стреляет прямо по палаткам… по спящим…
— Все, все… успокойся… тебе приснилось… — уговаривала его Машка. — Это сон, кошмар приснился. Ты дома.
— И никто не слышит, а он сонных…
— Андрюша, все, все кончилось, это был сон… — уговаривала она его, гладя по голове, по щеке.
— Господи… наверное, мне всю жизнь будет сниться война…
— Не всю, Андрюша, не всю. Все будет хорошо, постепенно все забудется, сотрется в памяти и забудется… Не сразу, но постепенно…
— Господи, ну как бы это все забыть, вычеркнуть…
— Андрюша, времени еще мало прошло. Все забудется. Хочешь, давай покурим…
— Давай.
Андрей протянул руку, достал сигареты, зажигалку, пепельницу. Они сидели под одним одеялом, курили, обоих колотило — его от кошмара, ее от его крика. Когда оба немного успокоились, Машка сказала:
— Ладно, Андрюш, я пойду, — и попыталась встать.
Андрей поймал ее за руку и потянул вниз:
— Маш, не уходи…
ЖЕРАР
В этой семье так было заведено испокон веков: горбатясь всю жизнь, скаредничая и экономя, предки откладывали все, что только могли, чтобы потомки смогли жить лучше и при случае выбиться в люди. Но как-то почему-то не получалось: мужчины были темпераментны, женщины плодовиты, и вечно голодная орава ребятишек сводила попытки вырваться из нищеты к нулю. Когда дед и бабка Жерара поняли, что, кроме сына, детей им больше бог не пошлет, они возликовали, удвоили свои усилия и были вознаграждены. Отец Жерара, обладатель весьма здравого смысла, не стал метить высоко, но твердо решил приподняться на пару ступенек, что, собственно говоря, и сделал, для начала успешно окончив школу, а затем и колледж. Это дало ему возможность получить неплохое место в префектуре небольшого городка, а затем сделать вполне приличную партию, женившись на бойкой племяннице одного из коллег.
Жерар, разумеется, был в курсе своих корней, но так как в семье разговоры на эту тему не приветствовались и не поощрялись, то и он старался обходить вопросы, касающиеся генеалогического древа, стороной. Касаемо Жерара, отец также не закидывался высоко, но пара-тройка ступенек предусматривалась. Вопрос о его будущем обсуждался в семье часто. Родственные, дружеские и служебные связи раскладывались так и эдак, с учетом временных факторов, степени важности и возможного количества обращений к благодетелю. Ну и, естественно, как и в какую сторону следовало расширять круг знакомств. Жерар внимательно и с интересом слушал эти разговоры, и постепенно у него в голове сложилось некое подобие картотеки знакомых, где у каждого номера был свой статус и своя цена. Иногда номер изымался в связи со смертью, иногда понижался в цене, а иногда и повышался. Он уже в детстве понял одну простую вещь: ничто не стоит на месте, и тот, кто вчера был слабым и никчемным, завтра может оказаться сильным и полезным. И это было так же важно, как и то, что вчерашний сильный мог назавтра стать никем.