Лехины деньги дали Никите передышку и даже возможность расшириться, а сам Леха получил кабинет и статус генерального директора дочерней фирмы, и теперь он вникал в дела, которые крутил Никита, и ничего сложного в них не находил. «Вот это мое, вот здесь я сумею развернуться. Надо сделать так, чтобы больше не пришлось ездить за товаром», — думал про себя Леха.
Дела в дочерней фирме налаживались, завязывались контакты, деньги приумножались. Он еще не успел в полной мере насладиться бывшим пределом своих мечтаний — белым «жигуленком», вылизанным, отмытым, отлаженным, с белыми чехлами, а на горизонте уже витала черная хищного вида иномарка, непременно с блатными номерами. Теперь он видел себя в этой иномарке подъезжающим к своему подъезду или к дорогому магазину… Девчонки на тротуаре больше не фигурировали: Леха два раза потерпел фиаско и теперь ходил только к проституткам, с которыми у него хоть что-то получалось. Но постоянных девочек он тоже иметь не мог, так как на третьем визите его с роковой неизбежностью ждал провал. Изредка жалкие крохи перепадали и Татьяне, но она делала вид, что все в порядке, потому что к материальным излишествам быстро привыкают, и теперь она страшно боялась потерять то, что имела. Другое дело, что физиология требовала своего, но измена была абсолютно исключена, и Танюшка как-то увядала, скорее даже внутренне, чем внешне, хотя и внешне тоже.
ЛЕХА САВЕЛЬЕВ. ПОИСКИ АНДРЕЯ БЛАЖЕННОГО
Факт, что Андрей был жив, висел над Лехиной жизнью и его делом дамокловым мечом. Днем его хоть как-то отвлекала работа на фирме. В круговерти дел он забывался, но вдруг ему казался подозрительным чей-то невинный вопрос, телефонный звонок или же долго следующая за ним автомашина, и тогда кровь ударяла ему в голову, и он покрывался испариной. Однажды, в конце рабочего дня, он выглянул в окно и увидел, как одна девчушка из бухгалтерии садится в машину, за рулем которой, как ему показалось, сидит Андрей. Он дернул шнур жалюзи с такой силой, что сорвал карниз, а потом бросился к двери и закрылся на ключ. Кто-то дергал ручку двери, стучали, потом звонили по телефону, а он не мог заставить себя встать и открыть дверь или хотя бы снять трубку. Он пришел в себя только после изрядного количества коньяка, понял, что свалял дурака, но назавтра девчушку уволил. Прекрасно понимая, что от пули не спрячешься, он все-таки завел на фирме службу безопасности, прикупил еще одну машину и, путая следы, ездил то на одной, то на другой.
Гораздо хуже было ночью. В голову лезло все самое плохое, что когда-либо случалось с ним в жизни. А плохого, как оказалось, было много. Леха отдавал себе отчет в том, что он — преступник. Даже если все отпущенное ему время посвятить благим делам, все равно того, что он уже натворил, хватало на два пожизненных и один расстрел. Именно тогда у Лехи появился тайный воображаемый чуланчик. Он находился в коридоре между зеркалом и обувницей, и у него были две небольшие дверцы. Когда его одолевали воспоминания и видения, которые с годами никак не хотели тускнеть, а только приобретали все более и более реальные черты, он мысленно открывал свой чуланчик и запихивал в его темноту цинковые гробы, трупы, все свои грехи, и закрывал дверцы. Какое-то время это помогало. Но однажды ему приснилось, что ночью Витюшка встал в туалет и, проходя по коридору, увидел их, эти дверцы, удивился и открыл, и на него оттуда стало вываливаться все накопившееся за годы содержимое, сочащееся и смрадное. Леха в ужасе проснулся, кинулся в коридор и чуть не сшиб сына: Витюшка, беззащитный, трогательный, вихрастый, в пижамке с мишками, шел в туалет. Увидев безумное, искаженное лицо отца, он испугался и заплакал. Утешая и уговаривая мальчика, Леха подхватил его на руки, и от счастья отцовства и от горя, что все так запуталось и так непоправимо, чуть не расплакался сам. И тогда он в который раз подумал, что плевать на свою жизнь, что он сделает для сына все, чтобы ему никогда не пришлось хоть чем-нибудь запачкаться. И от этого только сильнее захотелось жить, для чего, как он думал, необходимо вылезти на такие высоты, на которых два-три трупа уже не играли особой роли.
Успокоив и уложив сына, он принял спасительную дозу спиртного, закурил и стал обмозговывать ситуацию. Объяснение могло быть только одно: Андрей ждет, когда Леха окончательно развернется, и тогда придет отбирать готовенькое. Эта простая и столь очевидная версия засела у него в голове, и чем больше он обо всем этом думал, тем больше убеждался в своей правоте, и вскоре она стала еще одной его навязчивой идеей. Он не рассматривал вариант, что можно просто не отдать Андрею то, что он потребует. Что Андрей сможет с этим поделать? Убить? Но тогда все теряет смысл… Украсть сына и шантажировать? Слишком сложно… Для этого надо иметь большие деньги… А больших денег у него нет, слишком вид бомжеватый… Значит, он хочет денег… Значит…