В очередную субботу он решительно двинулся на вернисаж еще раз — и не пожалел. На разложенных на таявшем снегу газетах, привалившись к самодельному, кое-как сколоченному из необструганных деревянных планок стенду, стояли несколько кусков то ли картона, то ли еще бог знает чего, с картинами, на которые Жерар невольно обратил внимание. Похоже, это было то самое, ради чего он затеял свою поездку. Жерар демонстративно вяло оглядел все, имевшееся у продавца, отметив для себя, что тот продавал картины, по крайней мере, пяти разных художников. Это обстоятельство он и попросил переводчика выяснить. Красноносый продавец в тулупе и валенках, видимо, уже находившийся в хорошем подпитии, охотно объяснил, что верхние три картины — его, а остальные нет. Просто они с друзьями скооперировались и торгуют здесь по очереди. Жерар попросил рассказать об авторах, и тот опять-таки охотно поведал:
— Вот эти мои.
— Интересные… Это провинция?
— Нет, это пока еще сохранившиеся московские дворики. Знаете, они потихоньку исчезают, и скоро этим работам просто цены не будет. Вот эти написали двое моих друзей, мы вместе закончили Суриковское.
— А цветы чьи? Женщина?
— Как вы угадали? Цветы пишет жена моего брата, балуется…
— А эти, на снегу?
— А вот эти, нижние, приносит один то ли бомж, то ли сумасшедший.
— Бомж? Что такое «бомж»?
Продавец с переводчиком посовещались и нашли французский синоним: «клошар». Услышав знакомое слово, Жерар закивал головой:
— Понятно, клошар…
— Клошар… Мы берем у него из жалости. И знаете, самое интересное, что и такие тоже покупают. Цена на них копеечная… Кто сколько может себе позволить. Здесь вообще много таких не пойми каких…
— Сколько стоят ваши картины?
Продавец на мгновение задумался и, так как хорошо перевалило за полдень, решил скинуть цену. Он особо не надеялся, что иностранец что-нибудь купит, но шанс был, и если бы удалось толкнуть хотя бы одну, то со спокойной совестью можно было ехать домой, в тепло.
— Цена, считайте, только за холст и за краски… Каждая по восемьсот рублей.
Жерар выдержал неопределенную паузу, и продавец, махнув рукой, продолжил:
— Но вам отдам за… шестьсот… Можно сказать, себе в убыток. Старая Москва… Скоро вы таких картин и не найдете…
Жерар улыбнулся и полез за портмоне.
— Упакуйте мне, пожалуйста, вот эту и вот эту с церковью.
Работы не бог весть какие, но в качестве подарков и сувениров из перестроечной дикой России они были на уровне.
Продавец засуетился, доставая из рюкзака замятый пакет и обрывки бечевок, бережно сложил картины лицом к лицу и упаковал их.
— А знаете что, давайте, я возьму у вас вот эти цветы вашей родственницы. У меня рука легкая, пусть ей тоже будет удача, — и Жерар опять улыбнулся. — Сколько она стоит?
За крошечную картинку, на которой, впрочем, не без изящества был тщательно выписан букетик ноготков, много просить было уже неудобно, и сошлись на ста рублях. Картинка столь же бережно была отправлена к тем двум, уже упакованным. Жерар достал две тысячных купюры и протянул их продавцу. Тот взял деньги и полез сначала в левый карман, потом в правый… Похлопал себя по карманам в брюках… Потом, тяжело вздыхая, все-таки достал из одного некое потертое и потрепанное подобие бумажника и стал рыться в его многочисленных отделениях, набитых какими-то визитными карточками, клочками бумаг и еще чем-то и, наконец, извлек оттуда три десятки. Протянул их Жерару и продолжил поиски теперь уже в рюкзаке.
— Знаете, мне пришла в голову одна мысль, — сказал Жерар. — Сколько стоят все эти картины вашего нищего?
Продавец моментально смекнул что к чему и тут же выдвинул встречное предложение:
— Берите их все на сдачу. Они, конечно, не очень, в смысле, в плохом состоянии, но, честное слово, просто жалко человека…
Жерар понимающе кивнул и сказал:
— Идет.
Уже в номере Жерар вынул четыре картины из пакета, внимательно осмотрел их и расставил на диване. На обороте каждой было что-то написано. Он понял, что «Андрей Блаженный» — это фамилия, а дальше, видимо, название. Потрудившись с предусмотрительно взятым словарем, Жерар сумел навскидку перевести: «Преддверие», «Добро и зло», «Седьмое колено» и «Распять Христа». Картины тревожили, завораживали, притягивали и не отпускали… Это был культурный шок.
ЖЕРАР И ЛЮК
Жерар ясно понимал, что в одиночку ему не справиться. Вопрос был в том, с кем скооперироваться, с кем дальше делать дело. Взвешивая все «за» и «против», он перебирал в уме одну за другой картинные галереи, но никак не мог ни на ком остановиться. Один вариант вроде бы устраивал его почти во всем, но владелицей была женщина, а Жерар категорически не хотел иметь в компаньонах женщину, так как считал, что за спиной любой женщины всегда стоит тень мужчины — мужа ли, сына, любовника… А посему проще и надежнее иметь дело непосредственно с мужчиной.